Глаза Джин затуманились, она сняла очки и протерла их.
— Я пыталась отговорить ее. И Бродерик тоже.
Райф ведь его лучший друг. Даже мистер Кинросс, похоже, расстроился.
— А вдруг они помирятся и снова будут вместе?
— Поверьте моему слову, дорогая моя, — вздохнула Джин, — в семье Кэмерон мужчины очень гордые.
— Но ведь еще никто не завлек Райфа к алтарю.
Лицо Джин просияло, и — И то правда.
Тем временем в кабинете Стюарта Кинросса было принято решение по последнему пункту повестки дня — об участии в предстоящем аукционе овец и крупного рогатого скота в Центральном Квинсленде. Брод встал, собрал целую кипу бумаг и стал ее подравнивать. Он остро чувствовал, что отец хочет еще о чем-то с ним поговорить. И не ошибся.
— Пока ты не ушел, Брод, — Стюарт Кинросс снял очки, которыми пользовался для чтения, и потер переносицу, — я хотел бы поговорить с тобой о том, что было вчера.
— По-моему, все прошло с большим успехом.
Другие тоже так считают, судя по тем неумеренным похвалам, которые я слышал.
— Я хотел спросить не об этом. — Стюарт Кинросс холодно смотрел на сына. — Ребекка дала мне понять, что попросила тебя убрать кулон в сейф.
— Правильно, попросила. Ты в это время был занят с гостями. Она только и думала, как бы избавиться от этой побрякушки, а ты об этом и не узнал бы. Хладнокровию Ребекки можно позавидовать.
— Мы можем хоть минуту поговорить серьезно? резко бросил Стюарт.
— Что ты хочешь от меня услышать, папа? Эта фарфоровая статуэтка — весьма твердый орешек.
— Ребекка — твердый орешек? Надеюсь, ты не сказал ничего такого, что могло бы обидеть ее?
— Разве я мог бы так поступить, папа? — Брод старался сохранять спокойствие. — Ты получаешь особое удовольствие, когда будоражишь людей. Я хочу знать, не удалось ли тебе сделать так, что она почувствовала себя неловко, надев кулон?
— Не удалось ли мне! — Брод шлепнул стопку бумаг на массивную столешницу. — Как оказалось, папа, это удалось тебе. Кулон и его история хорошо известны. Все знают, что оно предназначено для моей будущей жены.
Стюарт Кинросс оттолкнул назад свое огромное вращающееся кожаное кресло.
— Так ты полагаешь, что я слишком стар, чтобы думать о втором браке?
— Господи, папа! — Брод ударил кулаком по ладони другой руки. — Я бы и слезинки не пролил, женись ты на какой-нибудь из полудюжины женщин, которые были у тебя в прошлом. Некоторые из них были действительно приятными. Но Ребекка Хант абсолютно за пределами дозволенного. — От одной мысли об этом его обдало жаром.
Стюарт Кинросс холодно улыбнулся.
— Очевидно, ты порядком одичал, Брод. Не на ее ли возраст — двадцать семь — ты намекаешь?
Брод повернулся к отцу, его поджарое, сильное, молодое тело словно излучало энергию.
— Папа, она слишком молода. Она лишь немного старше Элли. Она моложе меня.
— И что из того? — Лицо Стюарта Кинросса словно окаменело. — Не думаю, что это может мне помешать.
Брод резко сел.
— Так у тебя, значит, действительно серьезные виды на нее?
Красивое лицо Стюарта Кинросса порозовело.
— Она именно та женщина, какую я всегда искал.
— То есть чертовски скрытная? — взорвался Брод. Да будь ей даже за сорок, тебе следовало бы узнать о ней побольше.
— Я знаю достаточно, — прогремел Стюарт Кинросс. — Я понимаю твои опасения, Брод. Ребекка достаточно молода, чтобы захотеть иметь детей.
— Ну, разумеется! Может, ты уже начал это обсуждать с ней? Только вряд ли. Ребекка сказала мне, что не имела понятия о значении фамильной драгоценности. Надела ее, потому что не хотела обижать тебя. Ты очень уж настаивал.
Стюарт Кинросс не торопился с ответом.
— Тебя в это время там не было, Брод.
Боже, неужели она солгала? — с горечью подумал Брод.
— Разумеется, я все рассказал Ребекке, — с нажимом ответил его отец. — Промолчать было бы чертовски глупо с моей стороны. В толпе, где бродят такие, как ты, кто-нибудь обязательно сообщил бы ей.
— Ты сказал ей, что кулон носят только жены Кинроссов? Что последней его носила моя мать?
Стюарт Кинросс пожал плечами.
— Ну, о твоей матери я не упоминал. Я уже очень много лет не говорю о ней. Она поступила очень плохо: бросила меня и вас, детей. Она нарушила священные обеты и была наказана.
Лицо Брода исказило выражение неприязни.
— Ну и подонок же ты, — сказал он с глубоким отвращением. — Наказана, вот как! Бедная моя мама.
Если бы я был тогда постарше! Она могла бы выйти замуж за кого-нибудь другого. За какого-нибудь нормального парня. И была бы жива по сей день.
Глаза Стюарта Кинросса были холодны как лед.
— Тогда ты не считался бы моим наследником.
— Но я твой наследник, папа. Помни об этом. Лицо Брода словно окаменело, а взгляд стал таким грозным, что его отец отвел глаза.
— Ну, вроде бы все, — несколько поспешно проговорил Стюарт. — Ты, Брод, похоже, считаешь, что мне не полагается никакой личной жизни. Что в свои пятьдесят пять я должен умерить все желания.
Брод направился к двери, испытывая горькое чувство при мысли, что Ребекка все-таки солгала ему.
— Я никогда не видел, папа, чтобы ты себя в чем-нибудь умерял. Ты возомнил себя королем. Деньги для тебя — не проблема. Но если бы я не вкалывал так, тебе точно пришлось бы соизмерять свои потребности с реальными доходами.
Это была сущая правда, и Стюарт Кинросс почувствовал себя задетым.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать? рявкнул он. — Я твой отец!
— Чертовски верно, — сурово ответил Брод. Причем весьма скверный.
— По-моему, тебе лучше уйти, — предостерегающим тоном сказал Стюарт. — Я не желаю слушать нотации по поводу моего несовершенства в качестве родителя. Ты просто завидуешь мне, Брод. И всегда завидовал. А теперь еще Ребекка… — Стюарт Кинросс помолчал, пристально глядя на сына. — Вчера вечером я размышлял о вас двоих. Странное выражение было на ваших лицах, когда вы танцевали.
Брод усмехнулся и потер подбородок.
— Так ты наблюдал за нами, папа?
— В прошлый раз я ошибся, но повторять ошибку я не собираюсь. Должен сознаться, Ребекка несколько разочаровала меня. Похоже, ты тревожишь ее. Интересно, почему? Ты ей угрожал?
— Откровенно говоря, папа, я дал ей понять, что с ее стороны неблагоразумно связываться с тобой. Произнеся эти слова, Брод подумал, что не следовало этого делать. Пусть бы отец думал, что их с Ребеккой влечет друг к другу. Черт побери, разве это не так? И неважно, что он о ней думает.
А сейчас ему надо поскорее убраться из этого дома. Вряд ли он выдержит встречу с мисс Ребеккой Хант. Грант прилетит за ним только завтра во второй половине дня. Пожалуй, он присоединится к Теду, управляющему Кимбары. Осмотрит как следует пастбища.
У Фи не было настроения работать, так что Ребекка продолжила собственные изыскания. Заглянув к Фи, она попросила ее рассказать ей все о «Кулоне Сесилии». Фи, которую мучила пульсирующая боль в висках, сказала ей:
— Посмотрите в библиотеке, дорогая. В шкафу слева от камина. Около дивана. Средняя секция, насколько я помню. Все там.
— Может быть, вам все-таки что-нибудь принести? — спросила Ребекка.
Фи немного подкрасилась — совсем без макияжа она вообще никогда не появлялась, — но вид у нее был действительно нездоровый.
— Разве что капельку былой молодости, моя дорогая, — откликнулась Фи.
Библиотека была огромная. Одна из лучших частных библиотек в стране. В ней были собраны тысячи томов в кожаных переплетах и записи, восходящие к самому раннему периоду поселения. Ребекка страстно любила книги. Любила их вид, их запах, любила все те чудеса, волнения и мудрость, которые они содержали. Следуя указаниям Фи, она нашла небольшой томик в кожаном переплете с золотым тиснением, изданный в начале 1870-х годов, где рассказывалось об открытии Кинроссами и Кэмеронами богатого месторождения опалов. Ребекка удобно устроилась на большом мягком диване, передвинула несколько лежавших на нем подушек и погрузилась в чтение пожелтевших страниц.