Баронет сидел у изголовья графа, когда тот открыл глаза.
— Милорд, — сказал он, — вы оказали мне самую большую услугу, которую человек может оказать человеку, и я хочу выразить вам свою признательность тем, что возьму вас в долю в одном предприятии, из-за которого я погиб бы без вашей помощи. Чтобы вы не думали, что я говорю в бреду, я дам вам письменное доказательство моих слов. К несчастью, документ написан на индейском языке…
— Я, возможно, достаточно знаю его, чтобы прочесть и понять, — предположил баронет.
— Тогда читайте, — сказал граф, вынимая из саше, висевшего у него на груди, пергамент с большой красной печатью.
Баронет прочел следующее:
„Это мое завещание. Я требую, чтобы его исполнили после моей смерти, в особенности те, кто был мне подвластен во время жизни. Я, Пикрими-Сингаа, владелец Цейлона, объявляю, что за заслуги графа Горация Ренневиля отдаю в его собственность мою шкатулку с драгоценностями, принадлежащими моему дому. Они оценены в миллион рупий. Чтобы предохранить это богатство от жадности англичан, я спрятал шкатулку на Адамовой скале, которую мы называем скалой Вишну.
Шкатулка зарыта в яме под водой, в русле священного ручья. Если граф Ренневиль будет иметь достаточно смелости взобраться на скалу, признанную всеми недоступной, то заявляю, что он станет законным владельцем моего богатства.
— Ну, что же? — спросил сэр Робертсон, закончив чтение.
— Если хотите попытаться общими силами, — ответил граф Ренневиль, — так мы разделим богатство.
— Извините, сэр, — сказал баронет, — я богат и не хочу брать доли богатства, которое по воле Пикрими должно принадлежать вам одному. Но меня интересует само дело, и я готов попробовать подняться с вами на гору.
— Когда? — спросил дрожащим голосом француз.
— Как только позволят ваши силы…
— Благодарю вас.
Вот почему несколько дней спустя с наступлением сумерек граф Ренневиль и сэр Фредерик Робертсон, вооружившись железными ломами и веревками и взяв с собой на неделю провизии, отправились вдвоем на Адамову скалу. Смелые путешественники предпочли пойти в экспедицию ночью, чтобы их не заметили индусы, с ненавистью смотревшие на всех иностранцев, приближавшихся к их священной реке. Граф Ренневиль, руководивший экспедицией, решил подняться на гору со стороны, противоположной той, по которой протекал священный ручей. Он был убежден, что даже ночью фанатики караулят тех, кто осмелился возмутить воду ручья, где когда-то освежался сам Вишну. К утру путники смогли подняться на вершину горы, из которой торчала священная скала, и тут-то и начинались настоящие трудности.
— Скала высотой больше восьмидесяти футов, — сказал Фредерик Робертсон, — мы никогда не доберемся до верха.
— Скала действительно слишком отвесна, но даже если бы нам пришлось просить лестницу у самого Иакова, мы все равно достигнем цели, — сказал француз, которого, казалось, трудности лишь раззадоривали.
Уже через секунду граф Ренневиль схватил конец толстой веревки и опоясался ею.
— Что вы делаете? — спросил Фредерик.
— А вот увидите. Дайте мне сначала вашу палку с железным наконечником.
Сэр Фредерик выполнил просьбу. Граф воткнул свою палку в одну из щелей скалы, потом укрепил палку баронета немного выше, вскочил на нее, вытащил свою палку и снова воткнул выше, держась руками за выступы. Так повторял он несколько раз, пока не добрался до места, где никакими силами не мог больше вбить своей палки.
Его совершенно нельзя было узнать в эти минуты: маленький, слабый человечек сделался вдруг стальным. Больше часа он лез наверх с неудержимой энергией. Наконец силы начали изменять ему, дыхание сделалось тяжелым, пот крупными каплями лил со лба, и руки дрожали, как в нервном припадке.
— Отдохните! — закричал ему снизу сэр Фредерик.
— Да, надо, — ответил граф. — Самое трудное уже сделано.
Положение, в котором находился смельчак, было очень опасным. Уцепившись, как паук, за каменный выступ, он висел над пропастью, потому что оттуда, где он находился, вертикальная линия скалы шла очень далеко вниз, минуя место, где его ждал сэр Фредерик. Если бы француз упал теперь, то очутился бы по крайней мере на пятьсот метров ниже.