Прошло несколько минут молчания. Том Риджер не выдержал и с издевкой произнес:
— Значит и ты здесь, Бурамара, борец за правду?
Бурамара молча посмотрел на него.
— А где же другой правдолюбец, мистер Димов?
Следопыт пожал плечами.
— Его повели в одну сторону, меня — в другую.
Наконец Том задал вопрос, который его живо интересовал:
— А где мисс Мария?
— О ней я вообще ничего не знаю. С тех пор, как нас взяли в плен, так вот и лежу здесь, связанный.
Голос его звучал искренне. Но Том не мог простить ему того, что произошло.
— Значит, это ты, — злобно спросил он, — обвиняешь своего шефа в убийстве?
— Я — ищейка, вынюхивающая следы, — ответил Бурамара, — а виновен ли ты — это не мое дело.
— А ты бы чего хотел? — процедил сквозь зубы Том. — Чтобы мы позволяли сжигать наши пастбища, убивать наших овец, разворовывать наши урожаи? На большее вы не способны.
Бурамара не обиделся. Только белые имеют достоинство. Он коротко ответил:
— Это всем известно. Овца стоит дороже одного цветного. В Австралии овцы съели чернокожих.
Том согласился. Так оно и было. И не только в Австралии. В Англии тоже. Там ради пастбищ лорды согнали с земель крестьян. И многим из них пришлось эмигрировать в Австралию. А здесь их потомки из-за овец преследовали чернокожих.
Бурамара добавил:
— В Северной территории еще встречаются чернокожие, потому что там нет овец. А как только будут истреблены собаки динго, придут овцы. И тогда черным придется убираться.
— Ты ненавидишь белых. Завидуешь им.
Бурамара мог бы возразить, что не ненавидит ни белых, ни черных. Для него те и другие — родственники. Когда-то племя нашло в пустыне умершую от жажды белую женщину с ребенком на груди. Его воспитали как черного. Но что-то влекло его к белым. Он батрачил на ферме Джейн… Той, из-за которой он не мог даже смотреть на икону с изображением Мадонны…
Но Бурамара не искал сочувствия и замкнулся в себе.
Том Риджер не мог долго бездействовать. Он завозился в сене.
— Веревка режет мне руки! — простонал он. — А бог знает, до каких пор продержат нас здесь эти дикари!
И лишь тогда подал голос Гурмалулу:
— Нас могут съесть. Где-то возле гор Радужной Змеи живет старая Бугудугада. У нее столько собак динго, сколько пальцев на руках и ногах у одного человека. И она кормит их человеческим мясом. Что, если нас взяла в плен Бугудугада?
Том не стал его слушать.
— Надо отсюда выбираться! — вслух высказал он свою мысль. — Не доверяю я этому полоумному фараону.
Гурмалулу сидел, обхватив обеими руками распухшее колено, и молчал, уставившись в каменную стену лихорадочным взглядом. Том догадался, что несчастный алкоголик наяву видит обещанное виски.
Бурамара на спине подполз к Гурмалулу.
— Молчи! — прошептал он. Затем ухватился зубами за веревку. Развязать не удалось, тогда Бурамара перегрыз узел. Освобожденный Гурмалулу разминал затекшие суставы.
Бурамара перевернулся на живот и протянул ему связанные руки.
— Теперь меня!
Но Том Риджер его опередил:
— Нет! Сначала меня, я не могу больше ждать!
Конечно же, Гурмалулу выполнил волю хозяина, ловкими движениями он освободил руки Тома. Риджер ощупал карман, проверяя, там ли пистолет. Прикосновение к холодному металлу придало ему уверенности.
Снаружи раздались шаги, засов загремел и каменная дверь медленно отворилась. Все трое мгновенно бросились на подстилки, пряча за спиной развязанные руки. В камеру вошел тюремщик с едой. Он мельком взглянул на них, но ничего не заподозрил. Однако Том Риджер успел заметить, что взгляд дикаря на этот раз был еще более отрешенным. Похоже, что наркоман недавно принял очередную порцию опиума. План родился моментально. Словно зверь Том бросился на аборигена и еще в прыжке зажал ему рот. Через минуту тюремщик лежал на полу рядом с Бурамарой.
Том Риджер потащил за собой Гурмалулу.
Удивленный Бурамара крикнул:
— А меня почему не развяжете?
Том Риджер даже не обернулся. Вытолкнув из камеры своего заколебавшегося соучастника, он бросил через плечо:
— Нет времени!
Уже опуская засов, он добавил:
— Слишком много знаешь, вот почему. Скажи спасибо, что я не прикончил тебя.
И, не теряя времени, он устремился по коридору. Глаза скоро привыкли к темноте. Справа он увидел дверь другой камеры. Не там ли сидит Крум Димов? Или, может, Мария Димова? Он представил себе, как находит ее ослабевшую, освобождает и заключает в объятия.