— Шофе-ер!.. Поставил в гараж машину и, смотри, как к жене торопится!.. А это музыкант… Со спектакля домой идет…
— Откуда вы все знаете, Прохор Филиппович? — спросил Масленников старого постового. — Вы с ним знакомы?
— Нет, не знаком, — улыбнулся Гаврилов. — Да это не загадка, тут и думать нечего. Видал у гражданина под мышкой футляр? Это для инструмента. Понял?
— Понял, товарищ старшина! — сказал Масленников, немного удивляясь.
— Ничего, и ты скоро будешь разбираться во всем, — как бы поняв мысли Дмитрия, проговорил Гаврилов. — Только примечай все, что вокруг тебя происходит. В нашей работе без этого нельзя!
— Ясно, товарищ старшина!
— То-то…
Гулко постукивая тяжелыми сапогами, они прошли по тротуару до угла дома и остановились. У ворот сидела женщина в белом фартуке, дремала. Старшина вынул из кармана брюк потрепанный кожаный портсигар, угостил папиросой Дмитрия, закурил сам. Всего несколько дней назад Масленникова взяли на работу в милицию после демобилизации из армии. Чтобы получить первые навыки в новой специальности, приставили его к Гаврилову, который почти четверть века был постовым за Нарвской заставой и имел несколько похвальных грамот за свою службу.
Дмитрий пробыл три года в части, но в городе приходилось бывать ему нечасто. И парнишка жадно слушал бесхитростные рассказы старшего товарища о Путиловском заводе, где еще в царское время он вместе с отцом работал в литейке, о том, как после революции первый раз заступил на пост вот здесь же, в этих краях, и как выглядела тогда застава.
— Как сейчас помню, — говорил Прохор Филиппович, — вон в том саду — имя ему теперь присвоено «9-го Января» — деревья хиленькие были, кустарника почти никакого, пустовато так… Потом, смотрю, комсомольцы пришли, деревьев новых понасажали, дорожки расчистили, скамейки поставили… Тогда и решетку сменили. Эта-то, знаешь, откуда? Из сада Зимнего дворца!
— Да ну! — удивился Масленников. — Неужели царская?
— То-то и оно. Этот-то сад кировцам передали, рабочим. И решетка, значит, чтобы самая красивая была… Что у тебя за привычка такая: «да ну, да ну», — засмеялся Гаврилов. — Ты и в армии так отвечал? Нехорошо…
Масленников сконфузился, но чтобы не показать виду, спросил:
— А что, Прохор Филиппович, сейчас легче служить, чем раньше, в первые годы?
— Конечно… с теми временами и сравнить нельзя — небо от земли. Преступников-то единицы разве остались, да и тех не надолго хватит. Ведь они хорошо знают: что бы ты ни сделал против закона, все раскроется обязательно!
— Все-все? — переспросил Дмитрий.
— Все. Не сейчас, так через месяц, через год, два. Милиция не успокоится, пока не отыщет. А раз натворил — отвечай, наказание неси. Вот так-то… Да и охотников на преступление трудно найти: жить-то стало лучше… Но, Дима, смотри, я это тебе как товарищ говорю… А ты свое дело знай — учись, смотри за всем. Люди-то всякие попадаются. Нам службу нести надо как положено, исправно, точь-в-точь как в армии.
— Знаю, Прохор Филиппович.
— Ну то-то же! Пойдем еще пройдемся…
И два милиционера — старый, бывалый, и молодой, только что еще начинающий свою службу, пошли мимо спящих домов. Едва заметно начинало светать, поднялся ветерок… И вдруг где-то далеко за спинами милиционеров хлопнул выстрел. Гаврилов мгновенно обернулся. Лицо его, широкое, скуластое, со множеством морщин, стало сразу серьезным, хмурым.
— В саду кто-то стрелял, — шепнул он Масленникову, как будто преступник был где-то здесь, рядом, и посмотрел на часы. — Час тридцать восемь минут. А ну быстро в сад…
Через полчаса к старинной ограде подъехали две «Победы». Люди, выпрыгнувшие из них, быстро пошли по центральной аллее и свернули на боковую. Впереди, натянув поводок, бежала овчарка.
Солнце еще не взошло, но стало светло. В конце аллеи, на скамейке сидел человек в коричневом драповом пальто, запрокинув назад голову. Казалось, он спал. Позади валялась окровавленная кепка с дыркой на ободке от пули. Старший, с погонами полковника милиции, подошел к человеку, приподнял его руку и опустил. Она упала на колени.
— Когда вы услышали выстрел? — спросил он Гаврилова. Тот ответил. — Так, приступайте к осмотру, — кивнул полковник Быков двоим в штатском. Один из них, старший лейтенант Алексей Шумский, невысокий, широкоплечий и очень подвижный, даже несколько резковатый в движениях, взял черный кожаный портфель, лежавший на скамейке рядом с убитым. Он приблизил свет от фонарика к замкам, осмотрел их. Потом вынул из чехла фотоаппарат. Вспыхнул магний.
— Кажется студент. — Открыв портфель, Шумский достал тетради с лекциями по высшей математике, несколько журналов «Новое время» на русском и французском языках и передал их полковнику.