На нижней полке лежали «Криминалистика» и «Судебная психиатрия». Эти книги ей дал почитать Николай. «А что, если они ему нужны? Ведь он их дал всего на три дня, а прошло уже больше трех недель». Наташа раскрыла «Криминалистику». На титульном листе стоял штамп университетской библиотеки. Волнуясь, прижала книгу к груди. И здесь же осуждающе подумала:
«Чему радуюсь? Тому, что у меня есть зацепка и я могу пойти к нему еще раз? Есть повод для встречи? Дура! Бесхарактерная дура… Ни за что, никогда, ни одного шага!..». Швырнула книгу на стол и села на диван, беспомощно опустив руки.
А через пять минут Наташа, поправив перед зеркалом прическу, взяла книги и вышла из дома.
Неожиданный приход Наташи смутил мать Николая. Вытирая руки о фартук, Мария Сергеевна пригласила ее пройти в комнату, извинилась, что у них такой беспорядок, потом пожаловалась на сына — не всегда приходит обедать.
— Вы только подумайте, Наташа, утром выпил всего-навсего стакан чаю. Уже четвертый час, а его все нет и нет. Не работа, а наказанье. Извелся весь.
— Извините меня, я к вам всего на минутку. Я занесла Коле книги, — сказала Наташа.
— А то бы посидели, пообедали с нами.
Было нечто извинительное в голосе Марии Сергеевны. О разрыве Николая с Наташей она не знала, но как мать чувствовала, что в их отношениях что-то надломилось. И эта аккуратная вежливость Наташи тоже была неспроста. Раньше она была другой.
— Вы уж, Наташа, займитесь тут чем-нибудь, а я — на кухню… — Мария Сергеевна положила перед гостьей стопку старых номеров «Огонька» и торопливо вышла.
В комнате было так же, как и полгода назад.
Случайно взгляд остановился на сером блокноте, лежавшем на столе. На обложке было написано: «Дневник практиканта». Наташа раскрыла блокнот и начала листать. Первые двадцать страниц были строго расчерчены колонками сверху вниз. Каждая колонка обозначала свое: «Дата», «Что сделано», «Примечание». На первой страничке было написано: «25 июня. Приступил к расследованию по делу об ограблении Северцева. Допросил потерпевшего. Разработан план поисков кондукторши». Графа «Примечание» оставалась пустой.
Ниже было написано: «26 июня. Весь день провел, в поисках кондукторши. Проверил два трамвайных парка, и все безрезультатно. Кондукторша не найдена». Графа «Примечание» по-прежнему пустовала.
Еще ниже тем же твердым, отрывистым почерком: «27 июня. Кондукторша найдена. Обнаружено место преступления. Изъяты вещественные доказательства: расческа, мундштук, окровавленные платки. Все отправлено на экспертизу. Собаки взяли след, но он оборвался у остановки такси. Вот где начинаются запорошенные следы».
Дальше никаких записей не было.
«Вечером он запишет сюда еще что-то. Только об этом я уже не узнаю. Не узнаю никогда», — горько подумала Наташа и принялась вяло листать блокнот. Во второй половине его она увидела обрывистые наспех написанные строки:
«Салют! Браво! Толик взят. Сатанински упрям — запирается. Морочит голову и чертовски неглуп. Говорил с его соседкой. Сказала, что позавчера приходил какой-то „белявый“ со шрамом на щеке. Имени не знает. Он! Никто не знает его фамилии и адреса. Максаковых в это время дома не было. Нужно торопиться — уйдет. За зеркалом нашел письмо от какой-то Кати Смирновой. Письмо написано месяц назад из дома отдыха „Лебедь“, адресовано Толику. На штемпеле стоит: „Красновидовск, Московской области“. Связался по телефону с директором дома отдыха. Подняли документацию и нашли московский адрес Кати Смирновой.
Какое письмо она писала Толику! А ведь кому? Вору! Когда-нибудь я покажу его Наташе — пусть знает, что значит любить по-настоящему. Катю нашел быстро. Отрекомендовался старым другом Толика. Поверила. Любовь слепа. А когда узнала, что Толик арестован по недоразумению, за скандал в ресторане, — как она переживала! Если бы знал этот бандит, как его любят.
Она просила меня помочь Толику. Я ответил, что одному мне это сделать трудно, необходимо разыскать его друзей. Катюша сказала, что для этого нужно ехать в Клязьму к Князю. Он живет на даче. Клязьма! Князь! Он где-то рядом!.. Не знаю — кто в эту минуту больше волновался: я или Катя? Кате нужно было идти на работу, но она (умница!) куда-то позвонила и отпросилась.