— Старшина, держи Князя. Этого я возьму один, — донесся из глубины сада голос Захарова.
— Я побуду здесь, а ты свяжи того, пока он еще не очухался, и волоки сюда. Нужно успеть взять еще женщину.
На выстрел прибежали два местных милиционера. Но их помощь уже не требовалась.
Вскоре к калитке подошла служебная машина. По команде Карпенко в ее черном зеве, молча, один за другим скрылись Князь, Серый и их соучастница.
Захаров никак не предполагал, что совещание работников милиции Московского железнодорожного узла, на котором собрались представители всех вокзалов столицы, так круто повернет его жизнь. Все, что наболело у него за три года работы, он высказал, выступая в прениях. Высказал смело и страстно. Бездушие и формализм Гусеницына был преподнесен с трибуны так едко и так образно, что не раз речь Захарова прерывалась то аплодисментами, то смехом.
…На второй день Захарова вызвал заместитель начальника управления милиции комиссар Антипов.
После короткой беседы комиссар сказал:
— Мы думаем назначить вас на должность оперативного уполномоченного. — Антипов поднял глаза и, улыбнувшись, добавил: — Ну, и, конечно, представить к присвоению офицерского звания.
Захаров смутился.
— Товарищ комиссар, не рано ли с офицерским званием? — спросил сержант, озабоченно сдвинув брови. — И потом, ведь я… заочно учусь на юридическом факультете университета. Не помешает ли новое назначение учебе?
Комиссар откинулся в кресле и, некоторое время помолчав, точно что-то прикидывая в уме, сказал:
— То, что вы заочно учитесь в университете и учитесь, как мне это известно, успешно — похвально. Это, во-первых. Во-вторых, ваши опасения о том, что новая должность помешает учебе, — это вы, молодой человек, совсем напрасно. Наоборот, она поможет вам успешней завершить образование. — Закончив свою мысль, Антипов поднялся с кресла.
— Но это не все, — уверенно и молодо прошелся по кабинету комиссар. — Сколько времени у вас осталось на практику?
— Десять дней.
— Этого вполне хватит. У нас есть для вас одно серьезное задание. Нужно немедленно выехать в Ленинград. Вы готовы?
— Так точно, — по-военному четко ответил Захаров и сам удивился той твердости, которая вдруг прозвучала в его голосе.
…Проститься с Наташей Николай так и не зашел: незачем, не по пути. Нет у него ни дач, ни комфортабельной квартиры, ни «Зима». Один милицейский свисток, который бросает в дрожь ее матушку.
Сборы в дорогу были недолгими.
…Провожать Николая пришли Карпенко, лейтенант Ланцов и Зайчик.
На Ленинградский вокзал приехали за двадцать минут до отхода поезда. Публика совсем другая, пассажир здесь не тот, что на нашем: чинный, степенный, несуматошный, — мелькнуло в голове Николая, когда вышли на перрон. Проходя мимо крайнего вагона, он услышал, как вплетясь в гулкие слова диктора, объявлявшего посадку, его окликнул чей-то знакомый голос. Повернулся, но никого не увидел.
— Гражданин следователь, не узнаете? — вновь раздался тот же голос справа. Николай остановился. Из-за решетки вагона, в котором обычно перевозят заключенных, на него смотрели серые печальные глаза.
— А, Максаков? Здорово, дружище! Как дела?
— Как видите… На троих сорок лет.
— Ого! Сколько же вам?
— Десять. Здорово?
— Да, порядочно, — ответил Николай, не зная, что еще можно ответить в таком случае. — Ничего, Максаков, будешь работать с зачетом — вернешься лет через пять. Только мне тогда уже больше не попадайся, — строго закончил он.
— Попробуем, — отозвался Толик.
Махнув рукой провожающим, которые не поняли причину его задержки и нетерпеливо ожидали у третьего вагона, Николай с разрешения начальника конвоя передал Толику пачку «Беломорканала» и спички.
— Гражданин следователь, а я на вас не в обиде. Прошу вас еще об одном, если не сочтете за трудность — бросьте в почтовый ящик вот это письмецо.
Николай взял просунутый сквозь решетку серый измятый треугольник письма и, положив его в карман, пообещал отправить.
— А вы далеко?
— В Ленинград, — ответил Николай и, уходя, пообещал, что на следующей большой станции подойдет к его окну.
Но вот, наконец, паровоз своим зычным гудком известил отход. Николай обнял мать. По-русски, три раза поцеловав ее, он крепко пожал руки провожавшим друзьям и вошел в тамбур.
…Понемногу волнение проводов улеглось. Николай вспомнил о просьбе Толика, которую он забыл выполнить. Достав письмо из кармана, Николай расправил его на ладони. Оно было адресовано Кате. Некоторые буквы были неразборчивы и расплылись. «Наверное от пота. Носил в грудном кармане…» — Николай решил запечатать письмо в новый конверт и написать адрес чернилами.