Доставая из чемодана конверт, он вспомнил Катюшу. Курносая, с косичками, которые она аккуратно укладывает веночком на голове, с ямочками на румяных щеках, она могла показаться на первый взгляд легкомысленной. Особенно, когда улыбается. Но если внимательно всмотреться в ее глаза, печальные и умные, то видна в них большая душа. Такая может любить и быть преданной.
«Все-таки интересно, что же он ей пишет?» — Николай хотел было раскрыть письмо, но сразу устыдил себя за любопытство.
Запечатал измятый треугольник в конверт и аккуратно, почти чертежным шрифтом, вывел адрес Катюши.
За окном развертывался подмосковный пейзаж: поля, перелески и снова поля… Зелеными островками изредка выплывали деревни. Стояла пора уборки.
«Нет, тут не просто любопытство, — решил Николай. — Тут другое. И в этом положении человеку можно помочь! Ведь в сущности он может быть хорошим парнем». Николай разорвал конверт и развернул письмо.
Все тем же химическим карандашом было написано:
«Здравствуй, дорогая Катя!
Что случилось, того уже не поправишь. Знаю, что больше мы никогда не встретимся. На прощание хочу сказать тебе, что люблю тебя. Больше уже так никогда не полюблю. В тюрьме пришлось о многом передумать. Ненавижу себя за свое прошлое и презираю то, чем гордился раньше. Знаю, что на это письмо никогда не получу ответа, но я хочу, чтоб ты поверила, что я еще не совсем пропащий человек. Жизнь свою хочу начать сначала. Мне дали десять лет. Сейчас мне двадцать два. Если работать с зачетом, то этот срок можно отработать за 5–6 лет. А ты меня знаешь. Пусть лопнут мои жилы, если не буду за одну смену давать по две-три нормы. Вернусь к тридцати годам и буду учиться. Работать и учиться.
Прощай, Катюша.
Не вспоминай меня. Так будет лучше. Если можешь, прости за все. Анатолий».
В этом коротком письме было еще что-то такое, что не написано в словах, но проступало между строчек. Преступник, проклинающий свое прошлое. Исповедь человека, который вдруг понял смысл и красоту жизни, а поняв, потянулся всем сердцем, всем своим существом к добру, к правде, к свету. Николай был уверен, что в письме — правда. Правда, купленная ценой первой, большой любви в ее самом чистом и нежном цвету.
На первой же станции, в Клину, Николай опустил письмо Толика в почтовый ящик. Вместе с треугольником в конверт он вложил еще маленькую записочку, в которой написал:
«Катюша! Если вы вздумаете ответить на это письмо, то ответ должен быть только хорошим. Во имя всего доброго — плохих писем не посылайте. С этой просьбой к вам обращается неизвестный вам пассажир, который едет в одном поезде с Максаковым. Только вагоны у нас разные. Письмо это он просил опустить в почтовый ящик. Простите за любопытство, но я его прочитал и вложил в новый конверт».
Вернувшись в купе, Захаров, от нечего делать, взял со стола книгу соседа, который, по-детски полуоткрыв рот, сладко всхрапывал.
Роман принадлежал известному в стране писателю Стогову и имел довольно странное и интригующее название «Зори бывают разные». Перед титульным листом был помещен портрет автора. Всматриваясь в крупные черты доброго лица Стогова, Захаров подумал: «Какие все-таки в твоих романах счастливые концы. Всегда у тебя обязательно кончается свадьбой и здоровыми детишками. А ведь в жизни часто бывает совсем по-другому. Бывает и так: умом летишь, а сердцем падаешь. А впрочем, может быть ты и прав. Мой роман и роман Толика еще впереди!..»
И тут Захаров вспомнил старую пословицу, которую он однажды слышал от матери: когда ты потерял деньги — ты не потерял ничего, когда ты потерял друзей — ты потерял половину, когда ты потерял надежду — ты потерял все…
Э. Офин
Узелок
Пляж начинался сразу же у накатанного до блеска пригородного шоссе. Многолюдно было на пляже, и никто не обратил бы внимания на зеленый «Москвич», лихо свернувший с шоссе, если бы вслед за ним не появился милицейский мотоцикл.
Автоинспектор поставил свою машину у края асфальта и, не щадя начищенных до блеска сапог, быстро прошагал по глубокому песку к уже снимающему пиджак водителю «Москвича».
— Прошу предъявить водительское удостоверение, гражданин, — вежливо потребовал он.
— А в чем дело, товарищ лейтенант? Я, кажется, не нарушил… — нахмурился автомобилист.
— Это только вам так кажется, — сказал инспектор. — С какой скоростью вы ехали?