В машине ехали молча. Потом майор спросил:
— Петя, зачем ты взял со стола и четвертую фотографию, к чему она тебе?
Младший лейтенант виновато улыбнулся.
— Я хотел оставить ее себе на память об этом узелке, который вы так мастерски развязали, Василий Иванович.
Рассказчик умолк, покосился на залив и встал с пенька.
— Вот и вся история. Теперь пойду окунусь. — И он размотал чалму-полотенце.
— Постойте! — поспешно воскликнул доктор. — А вор? Сознался он, когда ему показали чемоданы?
— А куда же ему было деваться, конечно, сознался. Но о судьбе девушки, Веры-то, даже не спросил.
— А карточку вернул Петя той девушке?
Мужчина улыбнулся и развел руками.
— Точных сведений об этом нет. Впрочем, как-то недели три-четыре спустя после этой истории, в конце рабочего дня, майор наталкивается в коридоре на Петю и замечает, что у младшего лейтенанта какой-то странный вид: на голове новая шляпа и галстук бабочкой завязан.
Майор очень удивился: «Что это с тобой, друг Петя, ты же сроду шляпы не носил?» А Петя покраснел, как морковка, и букетик цветов за спину прячет. Вот и все мои сведения.
— Ну-у-у, — протянула мать голенькой девочки. — Нет, уж извольте рассказать, что было дальше?
— Дальше? — рассказчик весело прищурился и повернулся к заливу.
Оттуда, вздымая фонтаны светлых брызг, с громким смехом бежали наперегонки юноша и девушка. Юноша первым выскочил на берег и подбежал к рассказчику.
— А ну-ка, сознавайтесь, где у вас тут нарзанный источник? Мой Узелок умирает от жажды!
Он отыскал под корнями бутылку и передал ее девушке. Они стояли рядом — молодые и счастливые, немного смущенные непонятным им общим вниманием, — и горячее солнце золотило их коричневые стройные тела.
Мать девочки подошла к рассказчику и спросила.
— Вы и теперь станете отрицать, что вы и есть майор?
— Категорически отрицаю, — засмеялся мужчина. — Могу даже доказать. — Он поднял с корней аккуратно сложенный белый китель, развернул его и показал погон, на котором блестели две звезды подполковника милиции.
Н. Томан
Именем закона
Подполковник милиции Волков медленно приподнимал колпачок настольной лампы до тех пор, пока фотографии, разложенные на столе, перестали отсвечивать. На них в очень странных, почти неестественных позах изображались два человека на фоне кустарника. Только на одном из снимков можно было разглядеть неправильный профиль пожилого мужчины в пенсне. Лицо второго либо скрывалось тенью широкополой шляпы, либо вообще было обращено в противоположную от аппарата сторону.
— Странно все это, — задумчиво проговорил Волков, раздвинув фотографии веером наподобие игральных карт.
Старший оперативный уполномоченный майор милиции Миронов, сидевший по другую сторону письменного стола, настороженно поднял густые брови.
— Ты, значит, считаешь, что Антипов… — начал было Миронов, но подполковник недовольно перебил его.
— Ничего не считаю. Говорю только, что странно, почему это вдруг на всех шести снимках интересующий нас человек оказался обращенным спиной к объективу. Узнать ведь тут можно одного только Мерцалова, и без того хорошо нам известного.
— Но ведь ты же знаешь, Василий Андреевич, что Антипов впервые пользовался аппаратом для ночных съемок и не удивительно, что у него, как говорится, первый блин получился комом…
Волков ничего не ответил. Миронов спросил:
— Ты, кажется, вообще недоволен всем этим делом?
— Не в восторге, во всяком случае, — хмуро проговорил Волков. — Откровенно тебе скажу, Михаил Ильич: не ожидал я, что проведешь ты его так грубо. Как же можно было арестовывать Мерцалова, не установив всех его связей?
— Но ведь у нас же и без того есть доказательства, что он спекулировал драгоценностями. Да он и сам этого не отрицает…
— А кому он продал в последний раз бриллианты? — снова нахмурился Волков.
— При обыске у него было обнаружено семьсот пятьдесят тысяч наличными, — заметил Миронов.
— Ну, вот видишь! И это, конечно, именно та сумма, на которую Мерцалов продал бриллианты, так как он явно не успел ни пустить ее в оборот, ни положить в сберкассы. Разве ты не понимаешь, что, узнав, фамилию человека, купившего у Мерцалова драгоценности, мы напали бы на след очень крупного дельца?
— Не считаешь же ты меня совершеннейшим болваном, Василий Андреевич? — обиделся Миронов. — Сам знаешь, мы предпринимали все возможное, чтобы установить эту таинственную личность. Однако не все еще потеряно. Не удалось сфотографировать его во время тайного свидания с Мерцаловым, узнаем теперь кое-что о нем от Мерцалова, хотя он и упорствует…