— Понимаете, товарищ Городулин, уж слишком это сухо, мрачно выглядит. Вы возьмите один факт и оттолкнитесь от него…
Он перечитал, не присаживаясь, свою статью. Нет, сейчас не станет переделывать. Ну их к лешему, написано коряво, а факты правильные.
Закрыв сейф, Городулин хотел было позвонить, начальнику — тот иногда задерживался допоздна в управлении, — но передумал. «Обойдется, — решил Городулин, — не он мне, я ему нужен».
Вызвав машину, поехал домой. По дороге казалось, что шофер тоже уже знает.
Дома он ничего рассказывать не стал. Перед сном, как всегда, по-стариковски погуляли с женой — прошлись до Александро-Невской лавры.
Среди ночи Алексею Ивановичу показалось, что жена не спит. Он тихо сказал:
— Тоня, а Тоня… Может мне на пенсию выйти?
Но Антонина Гавриловна, очевидно, спала, она только спросонья пробормотала:
— Боржом на тумбочке…
На другой день с утра до трех Городулин занимался несовершеннолетними. Этим отделением ведал капитан Зундич. Городулин очень ценил его. Зундич не отличался какими-нибудь особенными качествами, но никто не умел так предупреждать преступления, заниматься так называемой профилактикой, как он. Работа эта, к сожалению, не видная, да в нее и не очень верят. А Зундич верил. Он редко сидел на месте и вечно бегал по школам, ремесленным училищам и заводским молодежным общежитиям. У него постоянно возникали какие-то идеи, которыми он одолевал то обком комсомола, то управление трудовых резервов, и всегда, прежде всего, — Городулина.
После ухода Зундича Городулин повозился еще с полчаса, все время посматривая на телефон. Потом решительно сел за стол, написал рапорт о переводе на пенсию, снял с вешалки фуражку, запер кабинет и отдал ключ Вале.
— Я к начальнику, — сказал он, не глядя ей в глаза.
День был неприемный, но в приемной комиссара сидело несколько человек.
— Отыскался след Тарасов! — насупившись, сказал начальник, когда Городулин вошел в кабинет. — Прошу садиться, товарищ подполковник… Володя, много еще там народу? — спросил он своего адъютанта.
— Трое, Сергей Архипыч.
— Ты им объясни, пожалуйста, что я ведь сегодня не принимаю… Помягче как-нибудь, но твердо. А заявления у них возьми. И никого ко мне не пускай, — сказал комиссар уходящему адъютанту.
«Приготовился проявлять чуткость, — с горечью подумал Городулин. — Мне ее не надо».
— Я полагаю, — сказал начальник, — вам докладывали вчера, что я приказывал зайти?
— Так точно. Допрос Гусько задержал меня в Крестах до двенадцати часов.
— И вы после этого не заезжали в управление?
«Знает или не знает?» — подумал Городулин.
— Заезжал, товарищ комиссар.
— Для вашего возраста и милицейского стажа выглядит это довольно странно. И затем — сегодня утром. Вам надлежало тот час же по приходе доложиться мне. Я ведь, очевидно, приглашал вас не к теще на блины, а по служебному делу, товарищ подполковник…
Одутловатое, обычно бледное лицо Городулина покрылось розовыми пятнами.
— Виноват, товарищ начальник, — сказал он.
— Что с Гусько? — сухо спросил комиссар.
Городулин коротко доложил: прокуратура будет вести следствие не более двух недель, а затем — народный суд в Усть-Нарве.
…Комиссар был одного возраста с Городулиным. Начинали они когда-то в угрозыске вместе, затем пути их разошлись: Сергей Архипович ушел сперва в комвуз, потом на рабфак и в институт, а Городулин продолжал трубить и трубить в милиции. В войну, начав капитаном в разведроте, Сергей Архипович дослужился до полковника и году в сорок шестом снова вернулся в милицию. Встретились они ни горячо, ни холодно: уж очень много повидали отдельно друг от друга; рассказывать было долго, а не рассказывать — вроде глупо. Навязываться Городулин не стал. Комиссар же сделал две-три необязательные попытки сблизиться, но Городулин, именно потому, что попытки были необязательные, встретил их сухо.
Относился Городулин к комиссару с уважением, не за чины и ордена, а за то, что Сергей Архипович терпеть не мог всякой лжи и «показухи».
Сейчас всего этого Городулин не помнил, а сидел, сбычившись, и односложно отвечал на вопросы комиссара.
Вспылив сначала и уже отойдя, комиссар заметил глупую скованность Городулина и начал было накаляться сызнова, но сдержался. Продолжал сухо расспрашивать о работе отдела.
К осени преступлений немножно поубавилось, но еще с прошлого года висело на отделе несколько нераскрытых дел, и Городулин считал, что сейчас ими можно заняться.
— Насчет прошлогоднего всеволжского разбоя, я уже зондировал, — сказал Городулин. — Там есть один вариант, если его разработать, может получиться…
— Ох, Алексей Иванович! — вздохнул вдруг комиссар. — Ты мне скажи, кончатся когда-нибудь жулики?
Вопрос был риторический, и Городулин не посчитал нужным отвечать.
— Ведь что получается, Алексей Иванович, — продолжал начальник, — профессиональный преступный мир мы разгромили давно. А нынче нас мучают главным образом любители. И, оказывается, справиться с ними не легче, а иногда даже сложнее.
— Мы-то ведь тогда ловили как бог на душу положит.
— То есть? — не понял комиссар.
— Мы без дипломов ловили…
— Это нисколько не остроумно, Алексей Иванович! — резко оборвал его комиссар. — Когда в двадцатом году матрос, рабочий или солдат произносил: «Мы университетов не кончали», это была горькая, но прогрессивная фраза. А талдычить ее сейчас — глупо и стыдно. — Он отодвинул кресло от стола, но не встал. — Нашел чем хвастать! И очень жаль, что нет диплома.
— А вы мне скажите, товарищ комиссар, я, что ли, виноват, что у меня его нет? Три раза рапорт подавал! Отпускали меня учиться?
В кабинет заглянул адъютант, но комиссар кинул:
— Занят!
— А теперь ходят вокруг меня, — одним вздохом выпалил Городулин и, рванув из кармана рапорт, положил его на стол.
Не беря листок в руки, комиссар прочитал то, что там было написано. Помолчав, спросил:
— Сам придумал или кто-нибудь помогал?
— А что, — криво усмехнулся Городулин, — тебе же проще…
Впервые за все время совместной службы он сказал комиссару «ты», но Сергей Архипович и не заметил этого.
— Понятно, — сказал начальник. — Уже настучал кто-то про Лыткова?
— Причем тут Лытков, — повел плечами Городулин. — Устал и все. Имею полное право на законный отдых.
Комиссар посмотрел на него, отвел глаза и забарабанил пальцами по столу.
— Вот что, Алексей Иванович. Есть у нас три варианта. Можем разговаривать как начальник с подчиненным. Как коммунист с коммунистом. Или как двое пожилых мужчин. А вот как две бабы — это уволь меня…
— Мне выбирать? — быстро спросил Городулин.
— Тебе.
— Ладно. Как коммунисты. Про Лыткова я знаю. Служить под его начальством не хочу.
— Обиделся на Советскую власть?
— Ты мне, Сергей Архипович, пятьдесят восьмую не шей. Для меня ни Федька Лытков, ни даже ты — это еще не Советская власть.
— Чего ж ты на ней-то вымещаешь? Ну, я — плохой начальник. Ну, Лытков — дерьмо… А уходить собрался не от нас ведь?! Не нравится ему, видите ли, что приходят люди с высшим образованием! А ты за что воевал три раза? За что дуранду в блокаду жрал, я тебя спрашиваю? — почти прокричал комиссар.
Вошел на цыпочках адъютант и прикрыл вторую дверь.
— Там что, слышно? — спросил комиссар.
— Немножко.
Теперь уже понизив голос почти до шопота, комиссар наклонился к Городулину через стол:
— Думаешь, я не понимаю, кто таков Лытков? Распрекрасно я его вижу. Лежит у меня месяц проект приказа. Потому и не подписываю, что вижу. Не из-за того мариную, что ты уж больно хорош, а потому, что Лытков — дрянь-человек. А приведи мне завтра хорошего работника, да с дипломом, не задумываясь, посажу на твое место. И ты учить его будешь. Еще как будешь!.. И Лыткова доучишь, головой не мотай.