— Иди…
Коготков плотнее натягивает белый шлем, перебрасывает коньки через плечо, переходит на другую сторону улицы и скрывается в подъезде. Стоя в холодном, заиндевелом тамбуре, смотрит через стеклянную дверь на ресторан.
В памяти возникает сберегательная касса, дрожащий голос заведующей. «А может быть, ошибка? — думает Коготков. — Брови, губы, „сожалею и скорблю“. Все это еще не доказательство».
Когда в углу валяется уже семь окурков, парень выходит. Он в черном полушубке, локтем прижимает папку и походит на управдома.
Коготков не отстает от него. Парень заходит в хозяйственные магазины, потом на базар. В лавке скобяных товаров покупает три замка, берет счет и, насвистывая, уходит.
Коготков спрашивает у продавца:
— На какую организацию взял счет?
— Да это завхоз из поликлиники.
— Фамилия?
Продавец, медлительный, с прокуренными усами, сердито поворачивается и хочет оборвать слишком любопытного конькобежца, но Коготков протягивает документ. Продавец торопливо одергивает полушубок:
— Берегов это, завхоз Берегов…
— Разговор — между нами. Поняли?
Через полчаса в адресном столе Коготков записывает: «Берегов А. И., Берегов П. Н. живут по Гоголя, 16».
— Как раз напротив дома Саши, — думает взволнованно Коготков по дороге в отделение.
Дровосеков внимательно смотрит на Коготкова, который стоит перед столом.
— Конечно, это еще не доказательство, — говорит лейтенант, — но все же я уверен, что Берегов — участник ограбления.
— Ну, что же, если это так, значит Берегов для нас уже не главная проблема, — говорит Дровосеков. — Теперь важно узнать, кто его соучастники. А за ним необходимо установить наблюдение.
Коготков, встрепенувшись, вытягивает руки по швам:
— Товарищ майор! Разрешите мне это дело довести до конца, разрешите…
Дровосеков вспоминает собственную молодость, жажду подвигов, больших дел. В его суровых глазах мелькает грустная улыбка: не хочется стареть.
— Что же вы предлагаете? — спрашивает Дровосеков.
Коготков подходит ближе и, понизив голос, хотя этого совсем не требуется, рассказывает о своем плане.
— Хорошо, я согласен… Можете действовать.
Три вечера подряд Коготков засиживался у Саши.
Саша занимается своими делами.
Коготков сидит, придвинув к окну старый диванчик, обитый красным бархатом.
Комната Саши чистая, белая, обставлена скромно. Портрет Лермонтова. Над кроватью картина: Саша в красном костюме мчится на лыжах с белой горы.
На третий вечер Коготков входит уже смущенно.
— Я, наверное, надоел тебе? — тихо спрашивает он.
— Пустяки. Я все равно часов до трех не лягу. Нужно заниматься.
— Ты уж извини…
— Ничего, ничего. — Саша разворачивает записи лекций.
Коготков сидит, сжавшись в комочек, зажав по-мальчишески коленями обе руки, и не то о чем-то глубоко думает, не то внимательно следит за улицей, за домом, что стоит напротив.
— Аркаша, ты не смотри на меня, а только слушай. Я тебе сейчас буду говорить, — произносит Саша серьезно. После паузы она тихо сообщает: — Я ведь люблю тебя, Аркаша… С Анатолием дурачилась, а тебя люблю. Не поворачивайся… — Она замолкает.
У Коготкова руки вцепились в горячую батарею.
— Что же ты молчишь? Ты веришь мне?
Аркадий, помедлив, отвечает:
— Верю.
— А зачем веришь? Я ведь пошутила. Скучно мне, вот я и шучу…
Растерянный Коготков не знает, что сказать. Рядом с Сашей он всегда чувствует себя бессильным.
В это время кто-то гулко топает под окном. Лает тревожно собака. Коготков напрягается и тихо, взволнованно говорит:
— Я пошел, Саша. Сиди, сиди. Не вставай…
Коготков стремительно выскальзывает из комнаты. Уже в кухне слышит: «А ведь я не шутила».
Когда Коготков выглядывает из калитки, Берегов заворачивает за угол.
Дует сильный ветер. Сугробы и заснеженные крыши дымятся.
Дойдя до угла, Коготков осторожно высовывается. Берегов идет, ясно видимый на фоне снега. Он в шинели. «А днем ходит в полушубке», — отмечает Коготков, Берегов сворачивает. Коготков, пробежав около палисадников два квартала, останавливается на углу. Никого. Скрылся Берегов за угол или вошел в какой-то двор?
Коготков надвигает шапку на глаза, поднимает воротник пальто и идет вперед, шатаясь, как пьяный. Проходит квартал. Куда же идти? Пошел прямо.
Из-под ног бросается в сторону, точно испуганный зверек, скомканная бумажка. Густая поземка шипит в ногах, треплет брюки. Коготков идет, словно в белой струящейся речке. Сквозь настороженность, напряжение и тревогу пробивается острое ощущение счастья. Вспоминается голос Саши.
И вдруг из двора выходит трое. Коготков узнает Берегова и шатается сильнее. Тихонько запевает:
— Ой, рябина-рябинушка, что взгрустнула ты…
Щупает в кармане пистолет. Замечает номер дома, бегло, но внимательно осматривает парня в пальто. Тот прикуривает, зажимая в ладонях рвущийся над спичкой огонек. Спичка освещает на миг бледное, красивое лицо, тонкий, прямой нос, сросшиеся на переносице брови. Ветер срывает стайку искр с папиросы.
Другой — маленький, круглый в ватном пиджаке. «Этот, наверное, с монгольскими глазами», — думает Коготков. Образы их отпечатались в памяти ярко. «Есть, — удовлетворенно замечает Коготков, — задание выполнил: напарников Берегова засек. Можно бы и уходить, но кажется, есть возможность захватить их на новом преступлении… А может, просто пошли куда-нибудь в гости? Хотя какие же гости в два часа ночи?» Коготков уверен, что сегодня, когда он счастлив, у него может быть только удача.
Звонко хрустит снег под галошами Коготкова и под сапогами парней. На углу они сворачивают. Коготков идет дальше. Затем нарочно спотыкается, падает, бормоча. Глянул назад. Почудилось — на углу, за черным стволом дерева, стоит человек. Коготков поднимается и, стряхивая снег с пальто, идет дальше.
Дойдя до техникума, Коготков сворачивает во двор и барабанит в дверь.
— Кто это? — испуганно кричит сторож.
— Свой! Телефон нужен!
Дровосекова в отделении уже нет. Дежурный говорит, что высылает Склянку и оперуполномоченного Кисляева.
— Не зарывайтесь, Коготков, — звучит в трубке. — Кисляев дома, Склянка забежит за ним. Один ничего не предпринимайте!
Коготков добегает до угла, куда свернул Берегов с приятелями. Пусто. Только ветер шумит в вершинах тополей. Через квартал — меховой магазин. Коготков осторожно подходит. Лампочка освещает дверь, нетронутый замок.
Коготков торопливо идет дальше. Улица пустынна.
Сторож ювелирного магазина уверяет, что никто не проходил.
«Прозевал! — с отчаянием думает Коготков. — Они где-нибудь сейчас грабят, а я здесь болтаюсь».
Недалеко вокзал. В студеном воздухе ясно слышится шум поездов, перестук колес, звон буферов, скрипы и лязги…
На углу неожиданно возникает группа людей. Постовой Пихтин, в белом полушубке, торопливо расспрашивает высокого человека в телогрейке. Тот охает и держится руками за голову без шапки. Третий, в осеннем пальто, стоит с мотоциклом и показывает на уносящийся грузовик. Коготков, удивляясь, узнает Бражникова.
— Что случилось?
— Совершено покушение на шофера, — объясняет Пихтин. — Пострадавший, объясните, при каких обстоятельствах произошло нападение.
— Гляжу — парень голосует. Думаю, наверное, человек просит подвезти, холодно же, — слабым голосом говорит шофер. — Остановился и только высунул голову из кабины, парень чем-то и окрестил. Очухался, когда меня вот этот товарищ поднимал…
— Понимаешь, я качу на своей тарахтелке от родных, смотрю — грузовик трогается, а на снегу — человек, — волнуется Бражников.
— Во что одет парень?
— В шинель, — стонет шофер.
— Ясно. Один?
— Один.
— Номер грузовика?
— 30–45.
— Пихтин, займитесь товарищем! — командует Коготков. — Доложите дежурному: я преследую машину. Пусть немедленно вышлет людей. Где-то происходит ограбление. Грузовик, видимо, понадобился для погрузки. Ну, Толенька, действуем. Покажи мастерство!..