— О чем ты? До университета всего год. Ты обязательно вырвешься.
Агнес повернулась на бок и посмотрела на меня. В комнате было темно, мы лежали каждая на своей кровати. Рядом с Агнес тихонько посапывал Джона. К тому времени он почти каждую ночь проводил у нас. Джона спал с чуть приоткрытым ртом, как младенец.
— Университет — это временно, все равно нужно возвращаться на праздники, на летние каникулы. Я по-прежнему буду в ловушке, пока не найду себе другой дом.
Джона во сне сжал пальцы, лежавшие у Агнес на бедре. Может, ему снилось, что он падает и девушка — единственное, что его удерживает.
— Ты вырвешься, — повторила я. — Такие девушки, как ты, не сидят всю жизнь на одном месте.
— Ты так думаешь? — с надеждой спросила она.
— Я знаю.
Голубые глаза Агнес расширились.
— Когда ты так говоришь, я начинаю тебе верить.
Вот только теперь Агнес застряла на одном месте. По словам врачей, ее нельзя перемещать.
«В ее состоянии это невозможно».
Видимо, в моем состоянии меня тоже нельзя перемещать.
Я медленно качаю головой. Встаю и говорю Легконожке:
— Мне нужно вернуться в город до седьмого сентября. — Первый день занятий. Оценки за первый семестр выпускного класса очень важны при поступлении. — Какое сегодня число?
Я делаю шаг вперед, и доктор Легконожка вздрагивает. Я выше ее сантиметров на десять — пятнадцать.
— Не будем думать о датах. Сосредоточимся на твоем лечении.
— Какое лечение? Я тут вообще ничего не делаю, только время от времени разговариваю с вами.
Легконожка улыбается, как улыбаются маленьким детям, которые ничего не понимают в жизни. Мои родители так на меня не смотрели даже в самом раннем детстве.
— Разговорная терапия — часть лечения.
Я прищуриваюсь. «Лечение» может продолжаться сколько угодно. Даже всю жизнь.
Голос Агнес: «Я по-прежнему буду в ловушке».
Теперь я слышу собственный голос. Он раздается у меня в голове, как будто дразнясь: «Ты вырвешься, вырвешься, вырвешься».
Быстрым движением я хватаю дешевый складной стул Легконожки и швыряю его в стену, как будто могу проделать в ней дыру и вылезти наружу. Вместо этого рвотно-зеленые стены крушат стул на несколько кусков, которые с грохотом падают на пол.
«Когда ты так говоришь, я начинаю тебе верить».
восемь
После истории со стулом мне дали успокоительное и пригрозили, что, если я сама не лягу в постель, им придется меня зафиксировать.
«Придется». Будто их заставляют.
Мне не понравилась идея фиксации, так что сейчас я лежу на спине и закрываю глаза. Успокоительное помогает.
Джона родом из штата Вашингтон. На выходных он без конца лазал по горам, вместо того чтобы готовиться к экзаменам, и все равно заработал почти идеальный балл. Он уверял, что свежий воздух полезен для мозгов. Я возразила, что в Нью-Йорке полно умников, хотя воздух у нас при всем желании свежим не назовешь. Я почти улыбаюсь, вспоминая тот разговор, но лицевые мышцы не слушаются.
Мы с Джоной избежали всех клише «любви с первого взгляда». В тот день, когда мы заселились в общежитие, я оставила Агнес в нашей комнате разбирать вещи и отправилась осмотреться. Услышав, что я иду мимо, Джона высунул голову из комнаты:
— Меня зовут Джона, и мне до смерти надоело разбирать вещи.
Голос у него был низкий и глубокий. Когда Джона улыбался, карие глаза щурились, отчего он становился похожим на лиса.
Когда он пожал мне руку, в животе у меня появилось странное чувство, будто натянулась невидимая струна.
— Меня зовут Ханна, и я даже не начинала разбирать вещи, — сказала я. И соврала. Пустые чемоданы уже были под кроватью, а вещи аккуратными стопками лежали на полках нашего небольшого шкафа.
Он повторил мое имя, и наши взгляды встретились. Я почувствовала, как у меня участился пульс, и убрала руку, как будто боялась, что он тоже это почувствует.
— Вообще не начинала?
Я покачала головой:
— Вообще. Но вот моя соседка сейчас как раз распаковывается.
— Как же вы решите, кому куда что складывать, если ты за этим не следишь?
— Красивое построение фразы.
Джона снова по-лисьи улыбнулся.
— Дело в том, — пояснила я, — что моя соседка первая сюда приехала. Так что ей и решать, куда складывать вещи.
— Сурово.
Я пожала плечами:
— Все по-честному. — Потом помолчала и добавила: — Но вообще-то, может, тебе стоит заглянуть потом к нам. Комната двести двенадцать. На тот случай, если соседка заняла все удобные места и нам понадобится беспристрастный судья.