Одна из тормознутых девочек напротив подает голос. Видимо, Легконожка еще не залечила ее до немоты.
— Говорят, она здесь уже больше года. — Ей даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, о ком мы говорим.
Рядом-со-мной кивает:
— Наследственность с обеих сторон.
— Какая наследственность? — спрашиваю я.
Рядом-со-мной пожимает плечами:
— Проблемы с психикой. Агрессивное поведение. Криминальное прошлое. Куда ни ткни, у нее все есть.
— У нее самой или у родителей?
— А какая разница? — опять пожимает плечами Рядом-со-мной, и мне снова приходится признать, что она права. И разумеется, она «шутковала», когда спросила, за что я здесь. На самом деле разницы нет. В смысле, для персонала, может, и есть — чтобы рассаживать и сортировать пациенток. Но для нас нет никакой разницы. Не важно, какой проступок мы совершили, — его хватило, чтобы отправить нас сюда. Только это и важно.
Через три стола от нас Королева выпрямляется, но осанка у нее далека от идеальной, как у Люси. Нет, она лишь приподнимает подбородок, чтобы видеть, как девочки напротив глядят ей в рот.
— Раз она тут так долго, могла бы уже сообразить, как заслужить право на душ.
Другая тормозная девочка бросает взгляд через плечо на Королеву:
— Она получает все, чего захочет и когда захочет. — Голос тормозной девочки полон восхищения, будто речь идет о новой знаменитости, которая ввела в моду грязные волосы. Если вдуматься, здешние кланы не особо отличаются от группировок в обычной старшей школе. Девочки с пищевыми расстройствами напоминают спортсменов-качков. Девочки за столом Королевы ничем не отличаются от подпевал из сотен школ по всей стране: они стараются угодить популярной подружке, чтобы не оказаться за столом неудачников в другом конце зала.
Может, так всегда и бывает, если собрать вместе группу подростков.
— Весь медперсонал пляшет под ее дудку, — добавляет Рядом-со-мной, понизив голос до шепота. — Говорят, она даже уломала одного из них добыть ей мобильник.
Во внешнем мире Королеву сочли бы странной: проблемы с психикой, немытая, в пижаме посреди дня. Но здесь ее уважают. Здесь у нее есть власть.
Понятно, почему она торчит тут уже год или даже больше. С такой властью ей, небось, и не хочется домой.
Я оглядываю уродливые голубые стены. На потолке расположены ряды флуоресцентных ламп, как в палате наверху, но здесь все равно не так светло, как там. Может, потому что столовая намного просторнее (интересно, как отреагирует медбрат, если я встану и пройдусь по залу, измеряя его шагами), лампам приходится освещать большее пространство. Окна в столовой почти такие же крошечные, как квадратик стекла в моей — нашей — палате, но здесь их штук десять в ряд. И все забраны решетками.
Не представляю, чтобы мне захотелось остаться здесь хоть на секунду дольше, чем потребуется.
С другой стороны, та девочка здесь не по недоразумению, в отличие от меня.
тринадцать
Санитары выстраивают нас в колонны, как первоклашек, чтобы отвести обратно в палаты. На лестнице и в коридоре шумно, но становится тише с каждой парой соседок, которые исчезают за своей дверью. Коридор длинный, с каждой стороны по восемь палат, хватит на тридцать две пациентки, если жить по двое, хотя, похоже, не у всех есть соседи. Раньше я не осознавала, какие толстые стены между палатами. До меня доносился шум из коридора (звук легче проходит через металлическую дверь), но не из прилегающих комнат. Я размышляю о том, какие голоса ежедневно и еженощно заглушаются стенами. Крики? Стоны? Смех?
Наша палата выглядит меньше, чем утром. Не успевает за нами захлопнуться дверь, как я начинаю считать шаги.
— Что ты делаешь? — интересуется Люси, но я не отвечаю.
Восемь шагов в ширину, семь в длину. Размер тот же. Почему же палата выглядит по-другому?
Люси падает на кровать:
— Фигово, что меня заставляют есть с эрпэпэшницами.
— С эрпэпэшницами? — повторяю я.
— У которых РПП, расстройство пищевого поведения. Будто меня именно поэтому сюда сослали.
Она не называет настоящую причину, и я не спрашиваю. Вместо этого я предлагаю:
— Попроси доктора Легконожку посадить нас рядом. — Тогда мне будет удобнее.
— Легконожку?
Я сажусь на свою кровать, накручивая на палец сальные волосы:
— Так я ее называю. Из-за балеток.
Мою соседку передергивает.
— Ненавижу эти ее балетки. Иногда так и хочется сорвать их с нее и надеть самой, чтобы показать, для чего они придуманы. — Люси встает, скидывает тапочки и босиком начинает вертеться вокруг своей оси: раз, другой, третий. Длинные волосы закручиваются вихрем вокруг лица. Люси поднимает руки над головой, придавая дополнительное ускорение телу, а затем резко останавливается, упершись босой ногой в пол. — Будь у меня правильная обувь, я бы и дальше смогла.