Неужели ушёл?
Хочется открыть глаза, проверить, так ли это, но не нахожу в себе сил. Я не выносливая, и меня хватило ненадолго. А теперь и встать не могу, гадая, одна я в спальне или нет. Но холодно как-то… Значит, его рядом нет.
Какое-то шевеление и тяжёлый вздох всё же немного пробуждают меня ото сна. Но глаза по-прежнему открыть не могу.
Спокойно становится, когда понимаю, что Басманов рядом.
Присутствие его улавливаю.
— Слушаю.
Не в духе он… Не нравится собеседник?
Не показываю того, что проснулась. Пытаюсь прислушаться к собеседнику, хоть и знаю, что подслушивать нехорошо.
Ничего не слышно!
— Этим занимается Ильяс. Я в командировке.
«Командировка»… Вот как это называется.
Чуть не улыбнулась. Но понимаю, что тогда выдам себя с потрохами.
Интересно, почему он соврал?
— Вернусь… Не знаю. Дело сложное. Все силы в него бросаю.
Ой, сил у него ещё много, мне кажется. Второй раз у меня вышел бурным настолько, что и пошевелиться не могу. Хочу лежать и лежать…
Всё лень.
— Найдём её.
Найдёт? Кого?
Почему он вообще должен кого-то искать? Разве Басманов не производит алкоголь? А тут в сыщики заделался? Хм… Странно очень. И ложь мне его не нравится.
А от следующих слов пробирает, как от мороза:
— Сиренина. Я помню.
Эм… Зачем он сказал мою фамилию?
— Давай. Узнаю на днях, как идут дела.
Только сейчас замечаю, что говорит он негромко, вполголоса.
— Да я на встрече, Мирон. Иди к чёрту уже. Всё, дела не ждут.
Мужчина замолкает, а я всё же решаю аккуратно выведать, что здесь происходит.
Сонно потягиваюсь на постели, переворачиваясь на спину. И тихонько мычу:
— Ты что-то сказал?
Матрас рядом прогибается. Чувствую стальную хватку на талии, Булат в одно мгновение притягивает меня к ароматному, горячему телу, которое я так искала. Обнимаю его неосознанно. Хорошо мне сейчас, умиротворённо.
Было…
Пока не услышала этот телефонный разговор.
— Спи.
— Я слышала свою фамилию, — шепчу ему прямо в грудь и трусь о неё носом. — Что-то случилось? Это как-то связано со Стасом?
Я не открываю глаза и не смотрю на него, боясь потерять весь запал. Но узнать я об этом должна. Что-то тревожное оседает в груди.
— Не переживай. Всё нормально.
Ну, раз так…
Я пока закрываю эту тему. Ненадолго. Я всё равно дожму его как-нибудь потом. А пока обнимаю и, чувствуя от него тепло и защиту, прикрываю глаза, снова засыпая в крепких и надёжных руках.
Две недели проносятся незаметно. Я теряюсь во времени и вспоминаю о нём только тогда, когда мне пишет Ярослава — узнать, когда я выйду на работу. Я сообщила ей, что у меня временные трудности, и она, войдя в моё положение, не уволила меня с работы.
На которую я жутко хочу вернуться.
Мне становится одиноко в этом доме, когда Булата нет рядом. А в последнее время он частенько пропадает…
Но моя тоска и одиночество пропадают сразу, как только он перешагивает порог дома, и мы вместе проводим время. А вечером… отжигаем в постели. Я уже потеряла счёт, сколько раз у нас это было…
Много… Очень много… И после всего — я устало отключаюсь.
Сил нет, даже чтобы поговорить.
Но делали мы это и так много — когда я пыталась взять реванш в шахматах, или мы готовили еду. Обычно я смотрю телевизор, а он работает по ноутбуку.
Вот и сейчас закидываю очередное зерно попкорна в рот. И стараюсь сдержать эмоции и ругань. Фильм впечатлил.
Эмоции наружу рвутся.
Но не могу. Басманов же работает. Не хочу ему мешать.
Захлопываю рот и быстро жую. Накал страстей становится всё сильнее и круче. Задницей на углях сижу.
И подпрыгиваю на месте, услышав мелодию телефона Басманова. Как всегда, по-деловому, прислонив телефон к уху, чеканит:
— Слушаю.
Убавляю звук, чтобы не мешать. И внимательно ловлю каждое его слово.
Только их нет.
Булат молчит. Напрягается. Бугристые мышцы отчётливее выделяются через белую рубашку.
Переводит взгляд на меня. И я бы улыбнулась ему, но не могу. Глаза меня убивают. Такие жестокие, ужасающие и пронзительные. Он словно вбивает мне гвозди в голову.
Страшно становится.
Я что-то сделала не так?
Вроде нет…
Я только перестала его бояться.
После того услышанного разговора я долгое время ходила в сомнениях. Правильно ли делаю, что вообще доверяю незнакомому человеку… Но таким его уже было назвать нельзя. Я знала о нём немного, но… достаточно, чтобы создать портрет опасного человека.
Эти тайны, недоговорки… Отмашки от моих вопросов о Стасе… Всё напрягало.