— Ну, кажется, это объясняет все факты. Мне только интересно, почему он и тебя не убил заодно, раз уж он все еще был там.
— Ну тогда смерть Алексиса не выглядела бы самоубийством.
— Действительно. Но почему же ты не увидел двоих беседующих мужчин на пляже, когда спускалась туда в час?
— Бог его знает! Но если убийца или они оба стояли с той стороны скалы, что выходит на море, я вполне могла их и не разглядеть. А это вполне возможно, ведь тогда еще был отлив, и песок у камня оставался сухим.
— Да, ты права. Во время беседы они заметили, что вода поднимается, и залезли на скалу, чтобы не промокнуть. Это случилось, пока ты спала. Но все равно странно, что ты не услышала разговор, пока обедала. На берегу прекрасная акустика.
— Вероятно, они услышали, как я спускаюсь, и умолкли.
— Возможно. А затем убийца, зная, что ты там, совершил преступление прямо перед твоим носом, образно выражаясь.
— Он мог подумать, что я уже ушла. Он знал, что в тот момент я не могла его видеть, потому что он не мог видеть меня.
— Алексис закричал, ты проснулась, и ему пришлось спрятаться.
— Вроде того. Слушай, все неплохо сходится. А значит, теперь нам следует искать нового убийцу, который мог каким-то образом узнать о договоренности Бориса и Алексиса. И это вовсе не обязательно должен быть большевик, — добавила девушка с надеждой. — Может, у кого-то были личные мотивы, чтобы разделаться с Алексисом. Как насчет этого да Сото, к которому ушла Лейла Гарланд? Лейла могла нарассказывать ему всяких отвратительных историй про Алексиса.
Уимзи молчал, его мысли, казалось, блуждали где-то далеко. Затем он произнес:
— Да. Только мы знаем, что все это время да Сото оставался в ресторане, давал концерт. Но теперь я хочу взглянуть на это дело с другой точки зрения. Как насчет самого письма? Откуда нам известно, что то, что в нем написано, — правда? Бумага вполне обычная, ни водяных знаков, ничего. Послание могло прийти откуда угодно. Если оно действительно поступило от некоего джентльмена, иностранца по имени Борис, то почему оно написано на английском языке? Уж конечно, русский кажется более безопасным, если Борис действительно русский монархист. И все эти слова о Святой Руси и жестоких Советах выглядят так карикатурно. Разве это похоже на письмо серьезного контрреволюционера, выполняющего свою работу? Здесь нет никаких имен, ни деталей соглашения с Польшей, зато, с другой стороны, присутствуют всякие пространные слова, вроде «его светлость» и «знаменитая предшественница». Все это не слишком похоже на правду. Это не деловое письмо. Оно выглядит так, словно его написал кто-то со смутными представлениями о русской революции, пытаясь польстить бедному парню, чтобы усилить его помешательство на собственном происхождении.
— Я скажу тебе, на что это похоже, — продолжила Гарриет. — Это похоже на то, что я могла бы написать в одном из своих детективов, если бы ничего не знала о России. При этом мое незнание не сильно бы меня беспокоило, ведь все, что мне требуется, — это создание особой атмосферы. Загадка, конспирация.
— Вот именно! — согласился Уимзи. — Ты абсолютно права. Письмо словно сошло со страниц одного из тех романов, что так любил читать Алексис.
— Конечно… и теперь мы знаем, почему он так ими увлекался. Ничего удивительного! Все это было частью его мании. Мы могли бы сразу догадаться.
— И вот еще что. Ты заметила, что два первых абзаца в письме зашифрованы кое-как? Такое ощущение, что автор не особенно заботился о том, правильно ли поймет их Алексис. Но с того момента, как наш Борис переходит к конкретным указаниям, он начинает отмечать окончания предложений дополнительной буквой Q или X, он должен быть уверен, что ошибки при расшифровке не случится. Место встречи значит для него гораздо больше, чем Святая Русь или Польша.
— Можно подумать, что письмо — это приманка.
— Да. Но мы не можем быть уверены, кто послал его и почему. Если в этом замешан Уэлдон, как мы думали с самого начала, то все его алиби по-прежнему стоят у нас на пути. Но если это не Уэлдон, то кто? Если речь действительно речь идет о политике, то какая роль отводилась Алексису? Почему кто-то хотел от него избавиться? Если только он и правда не был важной фигурой, что кажется мне маловероятным. Он никак не может принадлежать к императорской семье — возраст не подходит. Я знаю, ходили слухи о том, что царевич пережил революцию, но его звали Алексей Николаевич, а не Павел Алексеевич, и он не был ровесником Пола. Вряд ли кто-то мог поверить в его царское происхождение. В книгах Алексиса нет никаких заметок? Это могло бы подсказать нам, кем он себя вообразил.