— Ах да, он же приехал из России.
— Да, совсем еще ребенком. Бедняжка. На самом деле он был там аристократом, хотя и не любил говорить на эту тему. Только изредка слегка намекал. Он так переживал, что ему пришлось опуститься до профессионального танцора. Когда мы узнали друг друга получше, я сказала ему, что в моем сердце он навсегда останется принцем, а он ответил, что для него это куда лучше императорской короны. Бедный мальчик. Он так сильно меня любил. Иногда даже пугал. — Русские такие страстные, понимаете?
— Конечно, конечно, — согласилась Гарриет. — Вы, случайно, не ссорились в последнее время, мало ли, что могло довести его до…
— О нет! Нам было так необыкновенно хорошо вместе. В последнюю ночь мы танцевали друг с другом, и он прошептал мне на ухо, что скоро в его жизни произойдут крупные и потрясающие перемены. Он был в таком приподнятом настроении, весь в нетерпении. Он всегда приходил в восторг даже по поводу любых мелочей, но тогда… он выглядел по-настоящему счастливым. Он так блестяще танцевал в ту ночь. Сказал, это потому, что его сердце переполнено радостью, что он словно шагает не по полу, а по воздуху. Он произнес: «Возможно, завтра мне придется уехать, но я не могу сказать тебе, куда и зачем». Я ни о чем не спрашивала, чтобы не испортить сюрприз, но, конечно, я сразу догадалась, что он собирался за разрешением и что через две недели мы поженимся.
— Где вы собирались провести церемонию?
— В Лондоне. В церкви, конечно, я всегда считала, что свадьбы в регистратуре — это ужасно. А вы как думаете? Мы не хотели рассказывать о наших планах никому из местных, чтобы не породить множество грязных слухов. Понимаете, я немного старше его, и люди могут говорить такие ужасные вещи по этому поводу. Я немного волновалась из-за этого, но Пол всегда говорил: «Важно только то, что мы чувствуем, Цветочек». Он называл меня «Цветочек», потому что меня зовут Флора, имя жуткое, скажу я вам, не понимаю, почему мои родители выбрали именно его. «Важно только то, что мы чувствуем, и я знаю, что в душе тебе семнадцать». Звучит красиво, и к тому же абсолютная правда. Рядом с ним я чувствовала себя семнадцатилетней девочкой.
Гарриет что-то пробурчала себе под нос. Разговор пугал ее. Он был тошнотворным, жалким, искусственным и при этом до жути реальным. Чересчур комичным и при этом трагичным. Ей хотелось прекратить его немедленно, но надо было продолжать и пытаться отделить важные факты от этого потока абсурда.
— Он никого не любил до встречи со мной, — изливала душу миссис Уэлдон. — В первой любви есть что-то священное, такое непорочное. Он слегка завидовал моему умершему мужу, но я сказала ему, что в этом нет смысла. Выходя замуж за Джона Уэлдона, я была еще совсем ребенком, в то время я не понимала, что значит настоящая любовь. Встреча с Полом стала словно пробуждением для меня. Конечно, были и другие мужчины, не стану этого скрывать, которые хотели жениться на мне (ведь я рано стала вдовой), но для меня они ничего не значили, совсем ничего. «Сердце девочки с опытом женщины» — вот как говорил об этом Пол. И это правда, дорогая моя, чистая правда.
— Уверена, что это так. — Гарриет старалась, чтобы ее голос прозвучал хоть сколько-то убедительно.
— Пол… он был так красив, так грациозен.;, если бы вы только его видели! И при этом очень скромен и совсем не избалован, хотя за ним бегало столько женщин. Он долгое время боялся заговорить со мной, я имею в виду, сказать мне о своих чувствах. Если честно, мне самой пришлось сделать первый шаг, иначе он бы ни за что не осмелился, хотя его чувства были для меня очевидны. После нашей помолвки в феврале он предложил отложить свадьбу на июнь. Ему казалось, что мы должны попробовать преодолеть сопротивление моего сына — так мило с его стороны. Конечно, положение Пола сделало его таким чувствительным. Ведь я довольно богата, а у него не было ни гроша за душой, и он даже отказывался принимать от меня подарки, по крайней мере до свадьбы. Ему приходилось пробиваться самому, ведь эти ужасные большевики ничего ему не оставили.
— Кто опекал его, когда он впервые приехал в Англию?
— Женщина, которая привезла его. Он называл ее «старуха Наташа», она была крестьянкой, очень любила малыша. Но вскоре она скончалась, и его усыновил еврейский портной, семья которого была необыкновенно добра к Полу. Он помог мальчику получить британское подданство и дал ему фамилию Голдшмидт. Но потом его бизнес пошел ко дну, семья страшно обеднела. Полу приходилось подстригать газоны и продавать газеты. Затем Голдшмидты эмигрировали в Нью-Йорк, но дела только ухудшались. Потом они все умерли, и Пол остался один. Он не любил рассказывать об этом периоде своей жизни, для него это было как страшный сон.