Ани взяла верхний журнал, развернула его на середине и указала на модель со шлейфом. Голову модели украшала лучистая коронка с крупными камнями.
– Будет достаточно дорого для вашей невесты?
Андрей Викторович скрипнул зубами, но улыбнулся. Ему пригодился долгий опыт чиновничьего восхождения, когда надо уметь подстроиться к любой человеческой слабости высшего начальника.
– Дорогая, если вам оно нравится, я буду счастлив…
– Вот и чудесно, – сказала Ани, бросив журнал. – Только прежде позвольте один вопрос. Или у вас не принято, чтоб невесты задавали вопросы?
Жених выразил покорность.
– Вот вы, господин Ярцев, упрекаете меня, что я равнодушна к украшениям и прочим радостям… Простите, но я не закончила… Благодарю вас. Вы упрекнули, что у меня нет желаний, приличных для невесты чиновника с такими перспективами, как у вас. Так вот, я желаю знать: вы меня любите, Андрей Викторович?
Ярцев оказался в положении человека, который ждал, что ему кинут мяч, а прилетел пудовый камень. Долгое молчание и поиск, что бы сказать, были самым худшим из ответов. Ярцев отчетливо понимал это, но на язык не шло ничего полагаемого в таком случае романтического или приятного для дамы.
– Разумеется, как же иначе, – быстро сказал он и сам почувствовал, насколько это должно выглядеть в ее глазах нелепо, и от того сильнее разозлился. – Как вы можете спрашивать меня об этом! – продолжил он с напором, каким старался стереть промашку. – Ежели я просил вашей руки, как может быть иначе…
– Вы не ответили на мой вопрос, – сказал она тихо.
– Анна! Ани! Анечка… Что же вы такое говорите! Если изволите… Да, я люблю вас, хотя мужчине в моем положении это не совсем прилично говорить в открытую, тем более в подобном месте. Вам этого достаточно?
– Андрей Викторович, вы умный человек, иначе не сделали бы карьеру на государственной службе. Прошу вас, подумайте и взвесьте еще раз: стоит ли то, что вам обещали, скучной и бесполезной жизни с нелюбимым человеком. Серой, лживой и, возможно, долгой.
– Кто вам сказал… – начал Ярцев, но вовремя сообразил, что любое продолжение будет хуже молчания. – Я буду самым счастливым человеком, когда вы станете моей женой, – сказал он. – У нас будет счастливая семья, которой все будут втайне завидовать. А вы станете чудесной супругой, я уверен.
– Стерпится – слюбится. Так у вас говорят? – спросила она.
Ярцев не нашелся, что ответить.
– Будем считать, что счастье – это привычка, – сказала Ани, вставая. – Выберите на свое усмотрение самое дорогое платье, здесь или в любом салоне. Я прибуду на примерки столько раз, сколько потребуется. Я действительно в этом ничего не понимаю. Сейчас мне надо идти. Пожалуйста, не провожайте, я возьму извозчика.
Она вышла так быстро, что Ярцев не успел даже встать перед дамой, а не то что раскрыть перед ней дверь.
Красовская, пребывая за стенкой, нашла ответ на свой вопрос, но решила не появляться до тех пор, пока колокольчик в руке жениха не лопнет от натуги. А лучше всего – пусть он уйдет без прощаний. Такого клиента она потеряла бы без всякого сожаления.
5
В это утро Сержа раздражала любая мелочь. Шум и крики вокзала отдавались эхом и врезались в затылок занозой. Смех носильщиков в белых фартуках и с ремнями, перекинутыми через плечо, казался издевкой. Встречающие мельтешили перед глазами. Ковровая дорожка, расстеленная в начале перрона, у которой собралась толпа генералов и полковников вперемежку с господами в штатском, казалась глупой и неуместной. Но особенно – военный оркестр, тихонько продувавший трубы. Вонь солярки и сырого металла омерзительно лезла в нос. Его несильно толкнули и не извинились. На перроне уже собралась толпа встречающих, глазевшая на торжественное собрание военных. Через нее предстояло пробираться. Все это было глупо, ненужно и чрезвычайно досадно. И особо глупо, что забыл портсигар, и теперь желание выкурить утреннюю сигару настигло и саднило занозой. Всегда спокойный и сдержанный, Серж был близок к тому, чтобы спустить раздражение на первого встречного. Ему настолько не хотелось тратить время на такую ерунду, что, всегда пунктуальный до секунды, он чуть было не опоздал и появился на вокзале за десять минут до прихода киевского поезда.
Стараясь никого не задеть, он брезгливо пробирался по перрону, держась самого края, тем рискуя оказаться на рельсах от сильного толчка. Цифры на перроне указывали остановку вагонов, до нужного оставалась дюжина шагов. Серж остановился, чтобы пропустить бесцеремонных господ, встречающих пассажиров второго и третьего класса, как всегда, крикливых и взволнованных, как будто их бесценные друзья и родственники потеряются или уедут обратно, если они опоздают хоть на пару мгновений. Он счел за лучшее оставаться, где стоял, поближе к официальной делегации, которой сторонились, дождаться прибытия поезда и уже тогда подойти.