— Слава богу! — с ироническим облегчением отозвался он. — Взгляды квакеров на отношения с команчами не пользуются здесь большой популярностью; я бы даже сказал, совсем наоборот.
— Если хотите знать, я тоже считаю, что мы поступаем с индейцами не лучшим образом.
— Не советую распространяться на этот счет, пока вы в Техасе… Так вот, на чем я остановился?
— Не имею ни малейшего понятия, и, по правде сказать, меня это абсолютно не интересует.
— Пожалуй, на правиле номер три, — решил Маккриди, — а оно заключается вот в чем: ни в коем случае не приближайтесь к пьяным компаниям ближе, чем на пушечный выстрел. Во-первых, пьяный человек теряет контроль над своими поступками и делает много такого, чего он никогда бы не сделал, будучи трезвым, а во-вторых, он лишается способности слышать то, чего ему не хотелось бы слышать, и слово «нет» он воспринимает как приглашение.
— Надеюсь, вы покончили со всеми правилами? — сердито спросила она. — Я вам в последний раз говорю…
Внезапно заметив, что человек, сидящий впереди них, повернул к ней голову и пялится на нее во все глаза, она устремила на него свирепый взгляд, заставивший его в конце концов отвернуться, и, понизив голос до шепота, продолжала:
— Послушайте, мистер Маккриди, мне безразлично, что вы по этому поводу думаете, но повторяю еще раз: я не делала ничего такого, что могло бы поощрить этого чурбана. Если вы мне не верите, значит, он не единственный олух в этом поезде.
— Могу на это сказать только одно — пусть вам и недостает здравого смысла, зато вы с лихвой компенсируете этот недостаток твердостью духа и силой характера.
— Если это в вашем представлении комплимент, — отбрила она его, не удостаивая даже взглядом, — то можете оставить его при себе.
— Но поймите, я просто стараюсь уберечь вас от неприятностей, а себя — от опасности быть отправленным на тот свет.
Он протянул к ней руку и взял ее ладонь своими теплыми, удивительно сильными пальцами.
— Не знаю, что вы думаете на этот счет, но я бы предпочел провести наш медовый месяц в более спокойной обстановке, без необходимости постоянно защищать вашу честь.
Все ее тело напряглось, и он, чувствуя это, наклонился к ней поближе и еле слышно прошептал:
— Как же мы все-таки станем называть себя — супруги Хауард или супруги Маккриди?
Она почувствовала, как все ее лицо запылало жаром, но деваться ей было некуда: к ее величайшему прискорбию, он сумел загнать ее в угол. Если она сейчас устроит сцену и, освободившись от общества Маккриди, выберется в проход, то это будет равносильно тому, что из огня она попадет прямо в полымя. Его самодовольство и самоуверенность казались ей настолько возмутительными, что она полностью забыла об испытываемом ранее к нему чувстве благодарности. От его теплого дыхания у нее начали мурашки бегать по спине. Не в силах больше все это выносить, она свободной рукой раскрыла свою сумочку, вынула оттуда булавку для шляпки и с ослепительной, как ей хотелось надеяться, улыбкой вонзила ее ему в бедро.
Внезапно пронзившая Маккриди боль заставила его отпрянуть от Верены; он глянул сначала на булавку с перламутровой головкой, затем ей в лицо и с недоумением спросил:
— За каким дьяволом вы это сделали?
— Вы должны быть удовлетворены, — негромко ответила она. — Ведь это было в соответствии с вашим правилом номер два, не так ли? Иногда советы людей обращаются против них самих.
Она мило ему улыбнулась, и в ее светло-карих глазах заплясали злорадные огоньки. Он некоторое время смотрел на нее укоризненным взглядом, потом ухмыльнулся и иронично проговорил:
— Беру свои слова обратно и предлагаю вам забыть вторую часть этого правила.
— Вы имеете в виду вашу рекомендацию купить оружие? — с невинным видом спросила она.
— Ну да. Думаю, моего армейского «кольта» будет достаточно для нас обоих. — Он потер бедро, из которого никак не уходила жалящая боль, и добавил: — Как видно, вы не способны испытывать благодарность больше чем в течение нескольких минут.
— Смею вас уверить, что если бы вы избавили меня от своих лекций и держали свои руки при себе, то мое расположение к вам продлилось бы значительно дольше. Но как только вы преступили границы приличия, я перестала улавливать разницу между вами и тем ковбоем.
— И все же вы поступили крайне жестоко.
— Может быть, но вы заслужили это.
— Как раз перед тем, как вы укололи меня, я собирался сделать вам одно небольшое предложение.
— Я так и поняла, но выслушивать его у меня не было и нет ни малейшего желания.
— И все-таки… — Тут он, предусмотрительно изъяв у нее булавку, придвинулся к Верене поближе, снова почувствовав, как она вся напряглась, и прошептал ей на ухо, так чтобы никто не слышал: — Если можно, не перебивайте меня, пока я не закончу, ладно? Хоть раз выслушайте меня внимательно. И тогда, если вы не измените своего решения ехать дальше в одиночку, я сойду на следующей же станции.
Перед ее мысленным взором возникли колоритные фигуры Большого Эла Томпсона и его дружка Билли, и перспектива встретиться с кем-нибудь из них наедине не показалась ей столь уж привлекательной. Что ж, ей ничего не оставалось, как выслушать — пусть и без особой охоты — предложение Маккриди.
— Если мы продолжим наш путь вместе, — начал он, — то у вас появятся реальные шансы добраться до Сан-Анджело в целости и сохранности. В качестве моей жены вы…
— Мистер Маккриди! — не удержавшись, перебила его Верена.
— Но послушайте: выдавая себя за мою жену, вы тем самым приобретаете защитника в лице мужа.
— И чего же вы ждете от меня взамен? Я ведь не так наивна, как вам кажется, сэр.
— Тсс, не так громко! Поймите, мне важно выглядеть респектабельно, и вы могли бы мне в этом помочь — больше мне от вас ничего не нужно. А вы, со своей стороны, не можете не признать, что обручальное кольцо выглядит в комплекте с мужем гораздо более убедительно, чем без него.
— Все это так, но…
— Погодите, я не закончил… Женщин, как правило, можно разделить на две категории, и, уж будьте уверены, я знаю между ними разницу. Так вот: мне это будет произнести непросто, а вам — еще труднее в это поверить, но я никогда не преступлю грани в отношениях между ними.