Один из них неожиданно пробудился и, прежде чем она успела пройти мимо него, ухватил ее за юбку.
— Пошему мне нихто не шкажал, что с нами едут ангелы? — едва выговаривая слова, пробормотал он.
Его сосед, с трудом продрав налитые кровью глаза, торжественно провозгласил:
— Это не ангел, это дамочка.
Лежащий на сиденье по другую сторону прохода ковбой по имени Билл приподнялся на руках, чтобы взглянуть на нее, и отрицательно покачал головой:
— Лучше не трогай ее — она с мужем.
Выдернув юбку из ослабивших хватку пальцев, Верена пошла дальше, слыша, как Билл объясняет своим товарищам:
— Это жена Маккриди — того самого типа, который из-за нее чуть не прикончил Эла. Лучше не связываться.
— Что-то никогда не слышал о нем.
— Спроси у Большого Эла, он тебе растолкует.
Когда она наконец достигла нужной ей узкой двери, рядом появился проводник:
— Туалет закрыт, мэм, — подъезжаем к станции.
— Как это закрыт? Не может быть.
— Ничего не попишешь, мэм, такой порядок.
Стиснув зубы и чувствуя себя, словно ее прогоняют сквозь строй, она поспешила по проходу к своему месту.
— Что-нибудь не так? — спросил Маккриди.
— Нет, все в порядке, — солгала она.
— Знаете, если вы не будете следить за тем, что говорите, вам предстоит закончить жизнь с ушами, как у слона.
— Мы, оказывается, подъезжаем к станции.
— Ах, вот в чем дело. Тогда все понятно. — Вынув часы из кармашка жилета, он взглянул на них и произнес: — Пять сорок три. Думаю, там мы сможем поесть.
Затем он спрятал часы и добавил:
— Не знаю, как вы, но я здорово проголодался. Я бы не отказался сейчас от хорошего куска знаменитого техасского бифштекса.
— Смею ли я надеяться, что это Орлиное Озеро?
— О нет, туда мы прибудем только завтра утром. А где-то перед наступлением темноты мы будем в Харрисберге, где нам предстоит пересесть на другой поезд. Собственно, у меня с собой расписание, — и он протянул ей сложенный вчетверо лист бумаги.
— Но здесь не значится остановка в пять сорок три, — с некоторой досадой проговорила она, — и я что-то не помню, чтобы мы проезжали Ричмонд.
— Просто мы идем с опозданием.
Поезд замедлил ход и со скрежетом остановился. Верена глянула в окно и поразилась: никаких признаков станции или человеческого жилья. Зато море коров — сотни и сотни спин. В отчаянии она отвернулась от окна и откинулась на спинку сиденья.
— В чем там дело? Надеюсь, все в порядке?
— Напрасно надеетесь, мистер Маккриди, — с усталым вздохом ответила она. — Боюсь, ваш бифштекс еще гуляет живой.
— То есть?
— Здесь нет никакой станции. Насколько я могу судить, вокруг — только один рогатый скот.
— Может быть, она на другой стороне.
— Пассажиры, на пути коровы! — провозгласил кондуктор, идя по проходу между сиденьями. — Сразу, как их прогонят, будет остановка на обед. Двадцать минут!
— Простите, сэр, — обратилась она к нему, когда он поравнялся с их сиденьем, — правильно ли я поняла, что нам до станции ехать еще двадцать минут?
— Нет, мэм, мы уже приехали. Но на еду у нас будет только двадцать минут: нам нужно еще сегодня поспеть в Харрисберг.
К этому сообщению Маккриди отнесся с полным безразличием, тогда как Верена уже не в состоянии была спокойно сидеть на месте.
— Извините, — пробормотала она, обращаясь к нему, — но мне снова нужно выйти.
Переступив через его ноги, она распрямила плечи, собралась с духом, чтобы решиться на новое путешествие в переднюю часть вагона, и, подобрав обеими руками юбку, ступила в проход. Но не прошла она и трех метров, как ее остановил проводник. Стараясь не встречаться с ней взглядом, он вполголоса произнес:
— Туалет закрыт, мэм.
— Но мы ведь находимся среди чистого поля, — проговорила она с отчаянием.
— Сожалею, мэм, но на остановках пользоваться запрещено.
Ей ничего не оставалось, как возвратиться на место. Она старалась сидеть неподвижно и не думать о неловком положении, в котором оказалась. Ее сосед негромко проговорил:
— Насколько я понимаю, из-за недостатка времени сюда кого-то пришлют, чтобы собрать заказы на обед.
— Меня это сейчас совершенно не волнует — мне во что бы то ни стало нужно выйти из вагона, и я готова для этого даже перелезть через корову, — сказала она сквозь стиснутые зубы.
— Неужели дело настолько плохо?
В других обстоятельствах ей следовало бы оскорбиться, но сейчас ей было не до этого.
— Да, — без обиняков ответила она.
— В таком случае пойдемте.
— Как, прямо сейчас?
— Ну да. Я же вам говорю — сюда придет человек собирать заказы, и если он может каким-то образом войти в вагон, почему мы не можем выйти?
Шагнув в проход, он рывком открыл заднюю дверь и пропустил Верену вперед. Пройдя под надписью «НЕТ ВЫХОДА», она очутилась на узкой площадке лицом к следующему вагону. Слева от нее два ковбоя на лошадях, гикая и размахивая шляпами, отгоняли животных от поезда, а справа простирались зеленые луга и было видно несколько строений, которые и деревней-то назвать было нельзя.
Спрыгнув на землю, Маккриди ссадил Верену с площадки вагона и, взяв за локоть, повел к ближайшему дому. Когда они обошли его кругом и оказались во дворе, ее спутник показал на кривобокую уборную, наспех сколоченную из голых досок, и спросил:
— Мне подождать вас?
— Но не могу же я просто так взять и зайти туда — это ведь кому-то принадлежит.
Он выразительно посмотрел на нее, затем пожал плечами и сказал:
— Дело, конечно, ваше, но учтите — как только откроют вагон, это место и все другие подобные места будут попросту переполнены.
Он, несомненно, был прав. Глянув сначала в одну, затем в другую сторону, она быстро прошла к деревянному домику и, зайдя внутрь, закрыла за собой дверцу. Там было темно, душно и стоял такой одуряющий запах, какой приобретают подобного рода службы, если их не обрабатывать известью очень много лет. Разглядеть хоть что-нибудь в темноте было невозможно, и она чуть-чуть приоткрыла дверцу, но сразу же пожалела об этом. Стало видно, что сиденье представляет собой неотесанную, неровную доску с вырезанными в ней двумя дырками. Перед сиденьем стоял ящик, наполненный сухими кукурузными початками, по которым ползали черные жуки. Верене нужно было по меньшей мере три руки — две, чтобы поддерживать юбки, и одна, чтобы зажимать нос. Увы природа снабдила ее только двумя. Вынув из сумочки свой батистовый носовой платок с вышивкой, она принялась вытирать с сиденья пыль.