Закрыв глаза, она живо представила себе картофельное пюре со сливками, ранние бобы, печенье… Нет, сказала она себе строго, нужно унять разыгравшееся воображение и спокойно дождаться, пока принесут ужин. По крайней мере, можно утешиться тем, что удалось смыть дорожную грязь.
Едва только они приехали на ферму и Маккриди, подхватив Верену, высадил ее из повозки на землю, как тут же появилась миссис Гуд и стала заботливо хлопотать, настаивая на том, чтобы Верена прежде всего сняла с себя одежду, помылась и прилегла отдохнуть для восстановления сил в такую жару.
Не успела Верена проводить неодобрительным взглядом удалявшуюся фигуру Маккриди, который, она не сомневалась, отправился искать место, где можно весело провести время, как ее взяли за руку и отвели в эту маленькую спальню, где и оставили с двумя кувшинами теплой воды и большим куском мыла домашнего изготовления. Прежде чем уйти, миссис Гуд пообещала прислать ей позднее «чего-нибудь перекусить».
Верена разделась, оставшись в одной сорочке и панталонах, и принялась смывать с себя пот и грязь настолько тщательно, насколько это было возможно в данных обстоятельствах. В завершение она намылила волосы и, как могла, тщательно их промыла. Не успела она закончить, как в комнату вбежала молоденькая мексиканская девушка и, схватив перепачканное платье Верены, исчезла с ним, не проронив ни слова. Теперь при всем своем желании Верена не могла выйти из спальни. Заняться ей было больше нечем, и она легла на слишком неудобную, всю в комках и буграх, кровать и стала рассматривать трещины в штукатурке на потолке, терзаемая сводящим с ума ароматом жареных цыплят.
Было слышно, как повозка доставляет с поезда все новые и новые партии пассажиров. Вели они себя шумно и беспрерывно ругались, расположившись прямо под ее окном. Потом раздались звуки гонга, и кто-то прокричал:
— Еда на столе — подходите скорей. Обслуживание в порядке очереди, а где будете есть, ваше дело! Берите с собой еду и проходите во двор — в доме нет места, чтобы там рассиживаться!
Когда вся эта суматоха понемногу улеглась, на пороге комнаты появилась еще одна девушка — худенькая блондинка с усталым лицом, не более четырнадцати-пятнадцати лет от роду. В руках она держала поднос. Поставив его на стол возле кровати, она тут же собралась уходить. Верена взглянула на поднос и ужаснулась: на нем стояла миска с коричневатой похлебкой на самом дне и лежал ломоть хлеба без масла.
— Извините, — остановила она девушку, — но вы, наверно, забыли взять все остальное… то есть я хочу сказать, произошла какая-то ошибка.
— Что?
— Я говорю — это ведь не может быть моим обедом, — убежденно заявила Верена.
— Но, мэм, это точно ваш обед.
— В таком случае я хотела бы поговорить с миссис Гуд.
— Она не может прийти, просила передать свои извинения. Здесь сейчас около сотни пассажиров да вдобавок еще ремонтная бригада — хозяйке и головы поднять некогда.
Улыбнувшись, девушка с гордостью добавила:
— Мы с Хуаной и хозяйкой поджарили, почитай, цыплят тридцать, не меньше, а Бетси и Анджела начистили целую гору картошки, аж упарились.
— Теперь понятно, — проговорила Верена с облегчением. — Значит, этот суп у вас — на первое, а потом будут и другие блюда.
— Нет, мэм, это у вас бульон, который остался у Хуаны — она варила в нем говяжьи кости. Сперва она думала сделать из него подливку, но мяса на всех все равно не хватило бы, и потому пассажиры вместо этого едят цыплят.
Видя, что гостью не очень обрадовали ее слова, девушка приблизилась на несколько шагов к кровати и попыталась объяснить получше:
— Раз такое дело и вы совсем плохи да вдобавок в положении, хозяйка рассудила, что сильно нагружать ваш желудок никак нельзя, а то будет беда.
— Но я настолько голодна, что готова разрыдаться, — запротестовала Верена.
— Ну, я так думаю, хозяйка даст вам чего-нибудь еще подкрепиться поближе к ночи, если вам, понятное дело, к тому часу не станет хуже от нагрузки на желудок.
— Поближе к ночи?!
— Да, мэм.
Верена впала в состояние горестного оцепенения, и девушка поспешила выйти из комнаты.
— Погодите минутку — а где мое платье?
Но девушка уже не слышала или не сочла нужным ответить. Нет, все это, должно быть, какое-то ужасное недоразумение. К тому времени, как зайдет солнце, она уже будет далеко отсюда, в Колумбусе, где наконец-то и расстанется с Мэтью Маккриди. Поспешно встав с кровати, она подбежала к двери и крикнула:
— Эй, кто-нибудь, принесите, пожалуйста, мое платье! Неужели никто меня не слышит?
Но, кроме пожилого мексиканца, идущего по направлению к ее спальне, в коридоре никого не было. При виде Верены, стоящей в дверном проеме в полупрозрачной батистовой сорочке, мексиканец осклабился в широкой беззубой улыбке. Обескураженная, Верена попятилась в комнату, захлопнула дверь и заперла ее на засов.
Воздух в комнате был тяжелый, спертый. Она приблизилась к окну: повсюду, куда ни взгляни, были ее попутчики с поезда — они стояли, прислонившись спиной к стволам деревьев, или сидели на траве, а то и прямо на земле, либо примостившись, как птицы на насесте, на перилах крыльца и веранды, и каждый из них держал тарелку с едой. Молоденькая мексиканка — та самая, что унесла платье Верены, — ходила между ними, наполняя из кувшина их чашки.
Смотреть на это было невыносимо; она отошла от окна и села на край кровати. Пружины под матрацем зловеще заскрипели и стремительно опустились вниз. Отломив небольшой кусок хлеба, она окунула его в бульон и положила в рот, утешая себя мыслью, что это лучше, чем ничего. Но вскоре пришла к выводу — если и лучше, то ненамного: под покрывавшей бульон пленкой жира была пересоленная жидкость, сильно отдававшая луком. Да, таким варевом она не стала бы потчевать своих гостей ни при каких условиях.
Некоторое время спустя в дверь тихонько постучали. Наверное, мексиканка принесла наконец ей платье, решила она, и, отодвинув засов, торопливо распахнула дверь. Она снова ошиблась — это был Мэтью Маккриди с большим саквояжем в одной руке и чем-то вроде свернутой салфетки в другой.