— То есть как это?
Он нагнулся и достал из кармана пиджака потрепанную колоду карт, а затем, с виртуозной ловкостью перетасовав их перед изумленным взором Верены, протянул ей колоду и промолвил:
— Выбирайте.
— Вы хотите, чтобы я вынула карту? Любую?
— Да.
Ей стало любопытно, чем это закончится; она вытащила из середины колоды карту и перевернула ее:
— Пятерка.
Он поднес к колоде левую руку и, тоже вынув одну карту, показал ее Верене:
— Пиковый валет. Что ж, моя дорогая Элизабет, — победоносно провозгласил он, — похоже на то, что кровать досталась мне.
— Ну, знаете ли, это нечестно! Я ведь ни разу в жизни в такие игры не играла, и вам это хорошо известно.
— А сейчас вот сыграли — и проиграли.
— Мне даже и карт не доводилось держать в руках, — продолжала протестовать она. — У нас в доме их просто никогда не было.
— Так знайте, что карты отличаются друг от друга по старшинству, начиная от двойки и кончая тузом. Итак, двойка, тройка, четверка, пятерка, шестерка, семерка…
— Я и сама умею считать, мистер Маккриди, — оборвала она его.
— Восьмерка, девятка, десятка, валет, дама, король и туз, — невозмутимо продолжал он. — Стало быть, мой пиковый валет выше по значению, чем ваша пятерка, а в игре со снятием колоды, которую я вам предложил, побеждает старшая карта. Поэтому я буду спать на кровати, а вы можете взять покрывало и располагаться на полу.
— А может быть, мы сделаем вторую попытку? — с надеждой спросила она. — Если я на что-то играю, имею право хотя бы знать, что именно я делаю?
— Игра основана на везении, а не на знании.
— В таком случае мне тем более нужно было это знать, — проговорила она, — потому что мне никогда не везет.
Их разговор прервал громкий стук, и чей-то голос за дверью возвестил:
— Миссис Ма-крей-ди, я принесла ваше платье.
Дверь открыл Мэтью. За порогом стояла тоненькая белокурая девушка. Она посмотрела на него снизу вверх и, увидев, что он голый по пояс, расплылась в глуповатой улыбке и спросила:
— Вы что, хозяин будете?
— Да, — ответил он и, повернувшись к Верене, сообщил:
— Прибыло твое платье, дорогая.
Взгляд девушки переместился на Верену, и ее улыбка сразу погасла:
— Оно не совсем в порядке, но Хуана и так старалась, как могла.
Девушка критически осмотрела Верену с головы до ног и, кивнув в сторону смятого покрывала на постели, понимающе кивнула:
— Видать, одежда не очень-то была вам нужна.
— Я так не думаю, — ответила Верена, покраснев, а затем, понимая, что это не совсем удачный ответ, добавила: — Он зашел сюда буквально минуту назад.
Нет, это звучало еще хуже.
— И, кроме того, до вечера еще достаточно далеко.
Что ни фраза, то новая глупость, досадливо поморщилась она и, сменив тон, холодно процедила сквозь зубы:
— Можете положить на кровать. За работу я заплачу, как только прибудут мои вещи. Боюсь, сумочку с деньгами я оставила в поезде.
— Я позабочусь об этом, любовь моя, — вмешался Мэтью и, опустив руку в карман и вынув серебряный доллар, щелчком бросил его девушке. Та ловко поймала монету и, окинув обоих дерзким взглядом, проворно выскочила из комнаты.
Закрыв за ней дверь, Мэтью устремил взгляд на Верену; одна бровь у него слегка приподнялась, зато противоположный уголок рта опустился:
— Если вы считаете, что такие вещи происходят только в темноте, то у вас весьма туманное представление об обольщении — вы ведь не станете этого отрицать?
— Разумеется, не стану, — с вызовом ответила она, покраснев до корней волос, — и у меня нет ни малейших сожалений на этот счет.
— Знаю.
То, как он это произнес, чем-то задело Верену:
— Интересно, что вы хотите этим сказать?
— Когда я впервые вас увидел, у меня создалось впечатление, что имею дело со взрослой женщиной, что вы, если можно так сказать, вполне созревший, спелый плод, но при более близком знакомстве с ват ми, — и Мэтью, слегка вскинув голову, как-то сразу посерьезнел, — оказалось, что плод-то еще совсем зеленый.
— И к тому же кислый, не правда ли? — лукаво спросила она.
— Нет, просто зеленый. А я, — добавил он, вздохнув, — не отношусь к тем, кто срывает зеленые плоды.
Подойдя к стулу, он взял сверток и протянул его Верене:
— Пока я буду мыться, вы принимайтесь за еду, а после этого мы с вами выйдем прогуляться — слава богу, еще до темноты далеко. Можете начинать — по крайней мере, вам будет чем заняться, кроме рассматривания раздевающегося мужчины.
— Вы это о чем?
— Я ведь уже сказал, что мне нужно помыться — разве не понятно?
— Пока я здесь, даже и не думайте об этом — а я, между прочим, никуда не собираюсь уходить.
— Как вам угодно. — И он, нагнувшись и расстегнув свою сумку, вынул из нее сложенную рубашку, затем поднял ее, встряхнул, чтобы расправить, и, увидев, как она помята, недовольно заметил: — Если бы здесь был сейчас Жан-Луи, он бы разрыдался над этой рубашкой.
— Жан-Луи? Кто это? — спросила она с интересом, забыв о том, что ей следует изображать негодование.
— Мой портной.
— Вот как, у вас есть собственный портной… — протянула она с удивлением. — Небось бриллиантовая булавка для галстука у вас тоже есть?
— Жан-Луи шьет только из тончайшего французского батиста, и такой великолепной строчке могли бы позавидовать даже парижские модистки. Его рубашки — лучшие во всем Новом Орлеане. Ведь хорошо шить рубашки — это настоящее искусство… Ну а что касается бриллиантовой булавки для галстука, у меня ее нет — во всяком случае, в данный момент.
— Наверное, проиграли в карты? — предположила она, но, видя, что его руки движутся вниз, к брюкам, не стала ждать ответа, вместо этого встревоженно спросив:
— Хотела бы я знать, что это вы делаете?
— Неужели не ясно? Раздеваюсь, чтобы помыться.
— О нет, вы не посмеете.
— Но не стану же я надевать чистую одежду на немытое тело! — возразил он. — А вам совсем не обязательно все время смотреть на меня. Достаточно повернуть стул в другую сторону, и вы ничего не увидите. Через каких-нибудь пять минут я буду в полном порядке, а части тела, которые могли бы оскорбить ваш взор, будут достаточно прикрыты.