— Мэтью! — сделала она еще одну попытку.
Вместо того, чтобы проснуться, он перевернулся на другой бок, пробормотал что-то невнятное и продолжал так же ровно, мерно дышать. И это он называл чутким сном!
Изнемогая от жары и усталости, чувствуя себя несчастной и испуганной, она потихоньку встала со стула и на цыпочках приблизилась к кровати. Тонкий луч лунного света, проникавший в комнату из-под крыши веранды, узкой полосой лежал на лице Маккриди. С закрытыми глазами и смягченными сном чертами лица он уже не выглядел таким опасным. Если она приляжет с другой стороны кровати, он этого даже не заметит.
Со столбика кровати над головой Маккриди свисала кобура с выглядывавшим из нее армейским «кольтом»; его металлическая поверхность и отполированная деревянная рукоятка холодно поблескивали в лунном свете. Поколебавшись несколько секунд, Верена осторожно вынула из кобуры револьвер и, затаив дыхание, бесшумно обогнула кровать и сунула его под подушку.
— Как же, дождешься от тебя помощи, — проговорила она шепотом. — Тебя и табун диких лошадей не разбудит.
Видя, что Маккриди даже не шевельнулся, Верена опасливо опустилась на край кровати, и та, как ей показалось, тяжело вздохнула. Она наклонилась и, развязав шнурки, высвободила из туфель ноги, затем бросила еще один опасливый взгляд на спящего, опустила голову на подушку и, подобрав с пола ноги, положила их на перину. Ржавые пружины, не выдержав добавочной нагрузки, подались, дерево с оглушительным треском, похожим на ружейный выстрел, лопнуло, и кровать, зашатавшись, стала разваливаться. Верена с Мэтью Маккриди, скатившись к середине матраца, тяжело грохнулись на пол, отчего в воздух поднялось облако удушающей пыли; треснувшие доски от бывшей кровати разметало по всей комнате.
— Что за черт!.. — выругался Маккриди, разбуженный столь неожиданным и бесцеремонным образом.
Вне себя от охватившего ее ужаса, Верена лихорадочно пыталась подняться на ноги, однако перина, в которой они запутались вместе с Маккриди, не давала ей этого сделать. Ему удалось несколько поменять положение тела, но при этом он невольно подмял под себя Верену, и она, в отчаянных попытках высвободиться из-под него, начала извиваться и царапаться, как дикая кошка.
— Сейчас же отпустите меня! — неистово кричала она, забыв о всякой осторожности.
В этот момент она почувствовала под собой холодное прикосновение металла и, просунув за спину руку, обхватила пальцами дуло «кольта». Выдернув из-под себя оружие, она замахнулась им, собираясь ударить Маккриди по голове, но ее остановил громкий стук в дверь и крики. Кто-то всем своим весом налег на дверь и высадил ее из рамы. В комнату ввалилось пятеро или шестеро человек, за ними по пятам следовала миссис Гуд.
— Матушки мои! — воскликнула она с изумлением. — Что здесь происходит?
— Дело тут ясное, как божий день, — пробасил верзила с поезда и, стащив Маккриди с Верены и поставив его в вертикальное положение, потряс перед самым его лицом громадным кулаком. — Будь я трижды проклят, но вы, сэр, ведете себя как животное! Слыханное ли дело приставать к своей собственной жене, да еще когда она в интересном положении?!
И, недолго думая, ковбой двинул своим кулачищем в глаз Маккриди.
— Сейчас же прекратите! — воскликнула Верена и, с усилием поднявшись на ноги, попыталась ухватиться за огромную лапу верзилы. — Вы все не так поняли! Он тут ни при чем!
Тот стряхнул ее с руки, словно какую-нибудь назойливую букашку, и ударил Маккриди еще раз.
— Я не буду его сильно калечить, — заверил ее ковбой хриплым голосом. — Проучу малость, и все.
Мгновенно проснувшийся Маккриди нанес возвышавшемуся над ним детине резкий удар головой в живот. Тот охнул от неожиданности, пошатнулся и, стараясь сохранить равновесие, отступил назад, опрокинув тумбочку и разбив керосиновую лампу — слава богу, она не горела. Его полупьяные спутники тотчас же ринулись в бой. Завязалась отчаянная потасовка. В полутемной комнате катались по полу сцепившиеся тела, все без разбору тузили друг друга и чертыхались. Бедная миссис Гуд, слыша, как кругом с треском рушатся остатки ее мебели, бросилась к двери и, став на пороге, принялась громко звать на помощь мужа.
Чувствуя себя крайне униженной и понимая, что проскользнуть мимо жены шерифа ей все равно не удастся, Верена беспомощно опустилась на пол и, охватив голову руками, застыла в позе отчаяния. Как она утром сможет смотреть в глаза людям, с ужасом подумала она, и прежде всего в глаза Мэтью Маккриди?
— Сильно болит? — спросила она, нарушив молчание, казавшееся бесконечным.
Вместо ответа он сдвинул со лба шляпу и бросил на Верену свирепый взгляд через узкую щелочку, в которую превратился его опухший левый глаз.
Она вздохнула и повернула голову к окну. Где-то с двадцать минут назад они отъехали от Орлиного Озера. Число пассажиров заметно убавилось, а те, что остались, в большинстве своем отсыпались после обильных возлияний в доме шерифа. Несколько человек в передней части вагона во весь голос горланили песни, делая беседу почти невозможной.
Впрочем, это не имело большого значения. Все равно Мэтью Маккриди сидел с каменным лицом и молчал. Поведя уставшими плечами, опиравшимися на жесткую спинку сиденья, она перевела взгляд на свои руки. Кольцо на пальце, выдаваемое ею за обручальное, казалось ей после всего случившегося не более чем нелепостью, и все же, пока они не доберутся до Колумбуса, она вряд ли отважится его снять.
Она украдкой бросила на Маккриди еще один взгляд, и ее уже в который раз охватило острое чувство вины за то, что из-за нее его избили. Глаз у него побагровел и затек до такой степени, что было страшно смотреть, а на нижней челюсти, в том месте, куда нанесли сильный удар, красовался почти черный синяк. Маккриди то ли было трудно говорить, то ли он не мог простить ей случившегося, но он явно не был расположен к беседе.
В конце концов она не выдержала и снова к нему обратилась, стараясь говорить потише:
— Еще раз хочу вам сказать, насколько я сожалею, что так получилось. Но в этом не только моя вина. Ведь это вы предложили отдать мне половину кровати, разве не так? И вы точно так же, как я, не ожидали, что она распадется, ведь правда?