— Насколько я его знаю, он первым делом осмотрится в городе, а только потом начнет думать, как действовать. А я хочу войти в город тихо, проникнуть в пансион и там схватить девку.
— Но как?
— Постучимся в дверь, и, когда она откроет, ты накидываешь ей на голову свой пиджак и зажимаешь рот рукой. А когда увидим, что все спокойно и путь свободен, снесем ее вниз по лестнице черного хода.
— А что, если ее не будет? Лестницы черного хода, я имею в виду.
— Так это же пансион — забыл, что ли? — возразил Ли.
— Ну вот, пока Гиб строит там свои планы, мы с тобой и увезем ее из города.
— А как быть с картежником, ее дружком? — неожиданно спросил Чарли.
— Ну, если Боб и взаправду подстрелил его, как сказал, то Геррик, или как он там себя кличет, вряд ли сможет с нами сладить. А ежели она не дочка Ха-уарда, мы ее отпускаем, а сами драпаем куда подальше. Пусть себе отправляется к своему пижону. Меня волнует одно — как выйти на золото.
— Гиб все одно нас разыщет — если мы умыкнем девку первыми, он сразу рванет за нами.
— Но мы не поедем в Сан-Анджело — по крайней мере, не сразу. Нет, мы двинем назад, через Колорадо. Прикидываешь, Чарли? Он подумает, что мы держим путь на Анджело, а мы рванем в другую сторону. Спрячемся где-нибудь на время, пока он не угомонится — ну, скажем, в Остине, а потом с мисс Вереной мы найдем место, где Джек прятал золото, поделим его меж собой и разъедемся в разные стороны, чтобы сбить Гиба со следа. Я, к примеру, двину в Калифорнию. Заберусь куда-нибудь, где потеплее.
— Гляди, не окажись у чертей в аду, — пробормотал Чарли. — А я понимаю так, что Гиб не из тех, кто просто так успокаивается. И прежде чем податься отсюда, нам бы лучше его прикончить.
Ли Джексон помолчал, взвешивая все «за» и «против», а затем согласно кивнул:
— Ты прав. Тогда, значит, мы хватаем девчонку, возвращаемся сюда и поджидаем этого ублюдка в засаде. Он у меня здорово поплатится за Боба!
— Так, выходит, если это она, мы забираем ее с собою в Остин?
— Да, и учти, я собираюсь поступить с ней по справедливости.
— А вдруг она не пойдет на сделку с нами? Вдруг она захочет забрать себе все?
— Я ей на это скажу: дескать, тогда тебе придется иметь дело с Гибом, и ты вообще ни шиша не получишь.
— Что ж, звучит убедительно, — решил Чарли и, бросив взгляд на труп Симмонза, вздохнул: — Взял и убил человека — а за что, спрашивается?
— Ни за что, — отозвался Ли.
— Здесь кругом ничего, кроме красной глины, не видно, и копать в таком месте не шутка — в момент запаришься.
— Нам некогда хоронить его, да и все одно эти чертовы койоты его раскопают. Раз мы взялись за дело, начинать надо сразу.
Отойдя от костра, Чарли нашел засаленную фетровую шляпу Боба Симмонза и, возвратись с нею к покойнику, осторожно опустил ее на окровавленное лицо. Затем отступил на шаг и произнес:
— Гиб поступил с тобой подло, как самая пос ледняя сволочь, но мы расквитаемся с ним за это.
Спать из-за жары было невозможно, но после бурной ночи у Брассфилдов Верена даже и не пыталась открыть окно. Вместо этого она решила спать не в закрытой батистовой ночной рубашке, а в сорочке и панталонах. Когда и это не помогло, она отказалась и от панталон, оставшись лишь в открытой, с круглым вырезом, сорочке без рукавов. В током полураздетом виде она улеглась на кровать поверх одеяла. Но прохладнее все равно не стало.
В конце концов она поднялась и, налив из кувшина воды в глиняную, всю в сетке мелких трещин, миску, отнесла ее к ночному столику у кровати, намочила тряпку и обтерла покрывшуюся бусинками пота кожу, после чего снова легла, положив сложенную влажную тряпку на лоб.
Снизу, из салуна, без труда проникая сквозь легкие перекрытия и дощатые, покрытые тонкой штукатуркой стены, доносилась громкая музыка, пьяное чертыханье и пронзительный женский визг, время от времени перемежающиеся выстрелами. Возможно, среди техасцев и есть достойные, добропорядочные, богобоязненные граждане, но пока что, подумала она утомленно, ей такие не попадались. Публика, которую ей до сих пор довелось встречать, отличалась грубостью манер, несдержанностью и нечистоплотностью. Исключением были разве что Брассфилды, чья доброта просто покоряла, затмевая их недостатки. Ну и, конечно, Маккриди. Но он ведь не техасец, напомнила она себе.
Прекрасной внешностью и изысканными манерами, придающими ему вид настоящего джентльмена, Мэтью выделялся здесь среди всех остальных точно так же, как и она. Раскусить его было совсем не просто, и для этого существовало сколько угодно причин. Одевался он более чем элегантно, и хотя она не была знатоком мужской одежды, всегда могла оценить хороший вкус и модный покрой. Во что бы Мэтью ни был одет, все на нем, высоком, пропорционально сложенном, выглядело безукоризненно.
В то время как все вокруг него просто изнемогали от жары, Мэтью умудрялся оставаться свежим и внешне невозмутимым. Когда она увидела его в первый раз, ей показалось, что он слишком уж красуется собой, но, присмотревшись к нему поближе, она смогла убедиться, что его больше волнует, насколько он хорошо и чисто одет, чем то, насколько он красив. Одежда, манеры, правильная речь — вот те внешние атрибуты, по которым он и сам судил, чего человеку удалось добиться в жизни, начав с более чем скромных заработков.
Несмотря на первое впечатление о Мэтью, Верена должна была признаться себе, что сейчас он начинал ей даже нравиться. Более того, он сумел заинтриговать ее. Это был человек, зарабатывающий себе на жизнь игрой в карты, и он, несомненно, преуспел в этом деле. Какими бы изысканными манерами он ни обладал, все равно чувствовалось, что в нем есть нечто опасное. Ей вспомнилось, как тогда, в поезде, преследуемая по пятам Большим Элом Томпсоном, она бросилась за помощью к Маккриди и как он выхватил свой «кольт» с такой ловкостью и стремительностью, что и она, и Томпсон были просто ошарашены. Ей вспомнился также почтительный шепот пассажиров, гадавших, а не ганфайтер ли он. К этому выводу их склоняло и то, с какой непринужденностью он носил свою кобуру. Сам же он говорил, что у него «быстрая рука», только и всего.
При воспоминании о том, как они лежали в одной кровати, ей стало мучительно стыдно. И все же, несмотря на все свои заигрывания с нею на первых порах их знакомства, за эти две ночи он не сделал ничего сколько-нибудь предосудительного. Она просто лежала рядом и слушала его спокойное, ровное дыхание, испытывая удивительное ощущение умиротворенности и защищенности от одного лишь сознания, что рядом находится он.