Вера припомнила, что читала рассказ, в котором таким образом прятали важное письмо, и кивнула – да, хороший метод.
– Михаил Дмитриевич Сиверский, помощник, правая рука, глаза и уши Ханжонкова, – продолжал Немысский. – Ничем не примечателен, кроме своей должности…
Вера вспомнила, что в гимназии преподавал русский язык Дмитрий Львович Сиверский. Не приходится ли он отцом Михаилу Дмитриевичу?
– Рымалов Владимир Игнатович, оператор. Окончил Казанское пехотное юнкерское училище, служил в 137-м пехотном Нежинском Ее Императорского Высочества великой княгини Марии Павловны полку, дослужился до штабс-капитана. Вышел в отставку по семейным обстоятельствам в 1904 году, перед японской войной. Пользуется большим авторитетом у Ханжонкова. Возможно, потому, что у обоих схожие судьбы – училище, служба, ранняя отставка. Рымалов живет на жалованье, которое ему платит Ханжонков, но в то же время в тратах не стесняется. Одевается у лучших портных, ужинает в дорогих ресторанах, много тратит на женщин, легко одалживает небольшие суммы знакомым. Вряд ли Ханжонков платит ему много больше, чем другим операторам…
«Узнать, сколько получает в месяц Рымалов», – отметила в уме Вера.
– Еще один заслуживающий внимания типаж. – Голос Немысского зазвучал как-то по-особенному значительно, и Вера догадалась, что сейчас речь пойдет о самом подозрительном сотруднике киноателье. – Владислав Казимирович Стахевич, режиссер-аниматор. Виленский поляк, родители были бунтовщиками, боровшимися за независимость Польши. Отец убит в перестрелке с жандармами, мать умерла от чахотки, воспитывался у тетки. Атлет-гиревик. Снимает картины в технике объемной анимации. Вы, наверное, видели «Прекрасную Люканиду, или Войну усачей с рогачами»?
– Видела, но особого впечатления эта картина на меня не произвела, – честно призналась Вера. – Люди куда интереснее куколок.
– Многим нравится, – усмехнулся ротмистр. – Ново. Необычно. Ханжонков над Стахевичем трясется, как скупец над сундуком с золотыми монетами. Пылинки с него сдувает, откровенное хамство терпит, разрешает работать по своему усмотрению, со всем, что скажет Стахевич, соглашается… Других сотрудников крепко держит в кулаке, а Стахевичу вдруг такая воля. Стахевич работает на дому, а не в ателье. Точнее, съемочный павильон у него обустроен в соседней квартире. Живет он один, мало с кем общается. Не любит Россию и все русское, требует, чтобы к нему обращались не «господин Стахевич», а «пан Стахевич». Часто ездит в Германию, якобы для того, чтобы обмениваться опытом с тамошними режиссерами.
– А ведь человек, снимающий картины из жизни насекомых, вполне может иметь прозвище Ботаник! – подумала вслух Вера. – Логическая цепочка – энтомолог, зоолог, ботаник.
– Вполне возможно, – согласился Немысский. – Но прошу иметь в виду, что наш Ботаник может оказаться и женщиной. Правда, из женщин может быть притянута, да-да, именно притянута под подозрение Амалия Нордштрем, гример киноателье. Ей пятьдесят четыре года, старая дева, живет одна. Чем черт не шутит, но…
Ротмистр пожал плечами и развел руками, давая понять, что вряд ли старая дева Амалия может оказаться Ботаником. Вера тем не менее решила, что к гримеру непременно стоит присмотреться. Гримеры профессионально умеют менять внешность. Очень полезный навык для шпионажа. Может, она не Ботаник, а его сообщница?