Я запоем проглотила несколько серий, не забывая про прохладное сладкое лакомство и уже было нацелилась на еще одну, потому что предыдущая закончилась на самом интересном месте, когда в дверь раздался звонок.
Он был долгим, как будто кто-то очень нетерпеливый не отнимал пальца от кнопки.
— Кто там? — спросила я, потому что глазка у нас с бабулей в двери не было.
— Моника Калдер, откройте! — раздалось с той стороны.
Не предпринимая никаких попыток послушаться, я отступила назад, в коридор, а сердце готово было выскочить из груди от мгновенно нахлынувшей паники.
«Откройте немедленно!», — настаивал грубый голос, а затем в дверь заколотили, с каждым ударом мне казалось, что в моей голове оглушительно бьет колокол, и звон этот был поминальным.
Мысли в диком, ужасающем хаосе беспорядочно перескакивали с одного на другое, и одна из них — запереться в ванной и позвонить Коулу — показалась единственно в данной ситуации возможной, так как хлипкая входная дверь явно долго выдержать не сможет.
На самом деле продержалась она еще меньше, чем ожидалось, поэтому до ванны я добежать попросту не успела — разболтанная задвижка треснула, и в наш крошечный коридор ввалились нравственники во главе с каноником Паганом.
— Что происходит? — мертвея, прошептала я. — Какое вы имеете право?
— Допрыгалась по чужим койкам, сучка! — проговорил каноник, как будто с удовольствием глядя мне в глаза. — Я сразу сказал, что тебя никакое клерование не очистит!
— Я не… — договорить я не смогла, потому что один из нравственников, в котором я узнала брата Лошмида с КПП Поселения, схватил меня за ворот пижамной майки и потянул.
Чисто машинально попыталась выкрутиться из захвата, отчего он совершенно озверел — схватив меня за распущенные волосы, намотал их на руку, и поволок за собой прямо по полу коридора.
Боль была адская — такая, что слезы градом полились из глаз. Тоненько поскуливая, я пыталась царапать его руку ногтями, но получила от Лошмида увесистый пинок под дых и затихла.
Господи!
Неужели это не ночной кошмар?
Господи боже, я хочу проснуться!
В подъезде меня припечатали к стенке и заломили руки за спину, а потом прямо в одной пижамной майке и коротеньких шортах потащили вниз, сунув в черный фургон с зарешеченными стеклами.
Потолок был слишком низкий и, согнувшись в три погибели на узенькой скамейке, я тряслась от ужаса, как осиновый лист. Но меня привезли именно туда, куда я больше всего на свете боялась — уж лучше бы в темный лес и там закопали…
Фургон остановился около полицейского управления, а потом нравственники выпихнули меня и поволокли вовнутрь, и сердце мое заходилось, потому что все, кто встречался на пути, смотрели на меня, как на прокаженную.
Но не это было самым страшным…
Не Эдна Диофант с до крови разбитым лицом, которая, встретившись со мной глазами, повернулась обратно к стене, точно так же, как стояли лицом к стене коридора другие девочки из борделя. Среди них была и Кароль Трудел, растерявшая всю свою самоуверенность, бледная и дрожащая…
Не поджавшая при виде меня губы Фелиция Виклер в кабинете Коула Тернера, куда меня завели и швырнули прямо к его письменному столу.
И даже не в беспорядке рассыпанные по столешнице фотографии, на которых я, воровато оглядываясь, стучала в двери борделя, пила вино с Эдной Диофант, наряжалась в сексуальное нижнее белье и в разных позах занималась любовью с Кастором Троем…
Самым страшным были безжизненные глаза Его Высокопреосвященства, кардинала Коула Тернера, когда он повернулся от окна, около которого стоял, и сухо сказал:
— Моника Калдер, вы обвиняетесь в преступлении против нравственности, а именно в занятии проституцией и сотрудничестве с борделем. Вы предстанете перед Святейшим Правительствующим Синодом, который разберет ваше антиканоническое деяние в соответствии с тяжестью моральной вины перед обществом. Во славу Каина и Лилит.
ГЛАВА 26
Святейший Синод
Я две недели, как была почти мертва.
Нет, я, конечно, дышала, разговаривала — например, отвечала на бесконечно повторяющиеся на допросах вопросы нравственников, и с виду выглядела, как живой человек…
Но внутри я заходилась в последней агонии, изводя себя неотступными мыслями о том, что теперь будет с бабушкой — одна страшнее другой…
А еще я раз за разом представляла один момент, прокручивая его в голове, как будто на зацикленной пленке — как ни о чем еще не подозревающий Коул Тернер берет в руки плотный синий пакет с фотографиями, которые для Фели сделал нанятый ею вампир-детектив, способный воспроизводить события из прошлого.