На ковре блеснул фиолетовым прямоугольник визитки — кажется, она выпала вместе с колготками, а я и не заметила. Я хотела поднять, но одернула руку, как от ядовитой змеи, боясь даже разглядывать, что там было написано и изображено.
Ногой затолкала визитку под кровать и легла, поджав коленки.
Я не пойду на это. Ни за что и никогда. Я солгу, украду, убью, но я никогда в жизни не буду продавать свое тело за деньги!
ГЛАВА 4
Превышающий полномочия
Раздираемая отчаяньем и плохими думами, я ворочалась всю ночь, и смогла уснуть лишь после того, как в одной ночной рубашке выбралась на крышу, и постояла на холоде, хоть как-то приведя в порядок свои разрозненные, неутешительные мысли.
Было странно, если бы я при всем этом на следующее утро не проспала! Переведя отчаянно трезвонящий будильник на десять минут вперед, позже я осознала, что сделала это только в своей голове. Разбудила меня бабушка, которая тихонько заглянув в мою комнату, негромко позвала:
— Моня, никак у тебя выходной сегодня?
— Что? — я с трудом продрала глаза на часы, и в панике завопила. — Святые небеса, конечно, нет!
Опоздала я сильно, на целых полтора часа, чего ни разу не случалось за все время моей работы в полицейском отделении. На бегу поздоровалась с Эймсом — охранником на вахте, с которым мы приятельствовали.
Но, не успев добраться до своего любимого архива, была тут же отловлена Алоизией, которая злорадно сообщила, что я уже полчаса как должна стенографировать важный допрос. А, ну и еще, что недовольный Шенк и офицер, который этот самый допрос проводят, ждут меня с восьми утра и, скорее всего, комиссар из моей зарплаты за опоздание вычтет.
Я искренне надеялась, что вчерашним рейдом полиции нравов, к которому так нелепо прилепилась я, расширение моих полномочий и ограничится, но, очевидно, у начальника полицейского отделения были на меня определенные планы.
На ходу снимая пальто, помчалась в комнату для допросов. Чувствовала я себя крайне неуютно, потому что меня просто вырывали из зоны комфорта и заставляли делать то, что мне не нравится. Вернее, стенографировать-то мне нравилось, не нравилось, что из-за этого я должна буду присутствовать в непривычной обстановке с незнакомыми мне людьми. Враждебными людьми, подумалось, когда я вспомнила вчерашний день.
Осторожно постучав в дверь, вошла, надеясь проскользнуть тихой мышкой и затаиться себе в каком-нибудь уголочке. Если повезет, мне даже не надо будет объяснять причину своего появления — просто покажу допрашивающему офицеру планшетку и, потихонечку, на самый дальний стульчик…
Это была комната без окон — по коленкору потолок тут не отличался от стен, а стены — от пола. Единственным источником света наверху была очень яркая лампа прямо над столом, остальное пространство потолка было погружено во мрак. При этом комната не производила впечатления мало освещённой — на уровне пола по всему периметру была пущена широкая светодиодная лента.
Ступив за порог, я так и замерла, глубоко шокированная увиденным.
Вновь назначенный помощник комиссара Кастор Трой — вот, кто проводил допрос. Он стоял, поставив ногу в черном берце на стул и поигрывая большой пластиковой бутылкой, наполненной водой.
Рукава форменной рубашки с шевроном на плече были закатаны, три верхние пуговицы расстёгнуты, а на белоснежной ткани темнели пятна пота.
В целом, офицер Трой выглядел как человек, только что с удовольствием потрудившийся физически и от всех сил. Раззудись плечо, размахнись рука — что-то из этой оперы.
Это выражение в моей голове прочно ассоциировалось с какими-то тяжелыми сельхозхозяйственными работами вроде колки дров или скоса травы, но здесь эта ассоциация явно была неуместна.
На другом конце стола, прямо напротив Троя, сидел на стуле худой сутулый мужчина с нездоровым блеском в глазах. Безликое лицо его напоминало сморчок. Согнувшись в три погибели, он изо всех сил держался за то место, где у людей находится печень. Допрашиваемый в принципе выглядел, как человек из пластилина, которого сначала изо всех сил смяли, а затем распрямили, но не особо аккуратно.
Я машинально сделала шаг назад, с трудом подавив в себе желание бежать отсюда подальше.
— Меня комиссар Шенк прислал, — мяукнула, осознавая, насколько жалко звучит мой голос. — Стенографировать…
Зыркнув в мою сторону, Кастор Трой не сказал ровным счетом ничего, и я решила, что пройти мне можно. Это я и сделала, подперев стеночку в уголочке и изо всех сил стараясь с этой стеночкой слиться.