Прогнувшись в спине и раздвинув бедра, я бесстыдно подставляюсь под руку Троя, и его с ума сводящие пальцы, оказавшиеся прямо у меня между ног.
— Давай порвем твое письмо, а? — его голос прямо за моей спиной, а пальцы, по которым стекает моя смазка, уже во мне. — Этот Итан Энглер ведь и рядом не стоял с такой чуткой, чувственной, волшебной девочкой, как ты… Даже если у него и было с ориентацией все в порядке, он тебя не заслуживает… Он просто не сможет тебя понять и оценить по достоинству…
Недостойный Итан Энглер прикасается языком к головке члена Эймса, облизывает его так и эдак, а затем берет настолько, насколько может заглотить, и принимается сосать. С выражением лица, которое напоминает мне лики святых со фресок в церкви Каина и Лилит, Мередит Эймс гладит его по волосам и поросшим щетиной щекам, внутри которых так медленно и масляно скользит головка его вздыбленного члена.
А я… Я с ужасом понимаю, что не в силах оторвать взгляд и сдержать свое дикое, безудержное, чудовищное возбуждение.
— А кто тогда достоин? — прогибаясь в спине так сильно, что, кажется, мой позвоночник вот-вот проломится, я чувствую твердый член Кастора Троя и трусь об него бедрами, вдруг ярко осознав, что в этот момент совсем не он властен надо мной. — Кто может?
— Догадайся с трех раз, — это обычный издевательский тон Троя, но та нечеловеческая страсть, с которой он вдавливает меня грудью кирпичную кладку и дергает вверх подол, говорит о том, что даже Кастор Трой способен иногда терять контроль. — На самом деле я золото, зайчонок. Ты просто еще не разглядела.
— Именно поэтому ты подкладываешь меня под кардинала? — усмехаюсь я, а он на миг замирает, чтобы в следующее мгновение обрушиться на меня со всей своей дикой, необузданной силой.
— Тернеру крышка, поэтому в него я тоже влюбляться не советую. Не хочу, чтобы ты страдала. Я могу сделать тебя счастливой, — отвечает Кастор Трой, ласково отводя прядь моих волос, прилипшую ко лбу, а потом входит в меня сзади так резко, что я прикусываю рукав его наполовину слетевшего с меня пиджака.
Он идет дальше — срывает его вовсе и швыряет прямо на траву, задирая мое платье, трогая, сжимая и гладя каждый сантиметр моего тела, целует мою шею, спускаясь вниз по позвоночнику, а я слизываю выступившую над губой испарину, чувствуя — еще чуть-чуть, и от меня действительно пойдет пар — настолько мне на этом холоде горячо.
Итан Энглер и Мередит Эймс просто отходят на второй план. И уже неважно, что, нежно поцеловав Энглера, Эймс приспускает с него брюки и, поглаживая бедра Итана, притягивает его к себе, проводя своей влажной ото рта Энглера головкой у него прямо между двух крепких упругих половинок.
Неважно, что лицо Итана расцветает блаженной улыбкой, когда Мередит сжимает его член поступательными движениями, и он насаживается, насаживается на член парня сначала медленно и осторожно, по чуть-чуть, но затем все сильнее и интенсивнее.
Неважно, что два мокрых от пота мужских тела — накачанное, бугрящееся мышцами тело Итана и светлокожее — Эймса сплетаются в крепких и тесных объятиях, трутся и гладят, облизывают и сосут, проникают друг в друга вздыбленными членами и соединяют губы в исступленных жадных поцелуях.
Это становится лишь фоном, просто фильмом неприличного содержания за стеклом, за экраном ТВ, и я понимаю, что мне абсолютно наплевать на Итана Энглера в целом и его ориентацию в частности.
Есть только одна реальность — шершавая кирпичная кладка, царапающая мою щеку, мое смятое, задранное черное платье, есть только мое сбившееся дыхание и неровные облачка пара, вырывающиеся вместе с короткими тихими стонами из моих полуоткрытых губ.
Есть только блаженная подавляющая тяжесть тела Кастора Троя позади меня и его движения во мне.
Есть только он, его, ставший знакомым и странно близким запах шипра, его сводящая с ума нежная грубость.
Есть только оглушающий грохот и отблески фейерверка по ту сторону дома, которым Дрезднер помпезно и с некоторой даже издевкой решил подытожить свой выход на пенсию, и который мы с офицером Троем безбожно пропустили.
Расцветившего черное небо красочного фейерверка, который никогда не сравнится с тем, что испытываю я, когда Кастор Трой в меня кончает.
ГЛАВА 19
Ключ от всех дверей
Мадам Флюгер действительно умерла, и, пожалуй, лучшее подтверждение этому состояло в том, что она никогда не задерживалась где-то после полуночи и не возвращалась так поздно домой.
Выстукивая каблучком по черной клетке шахматного пола, я ждала лифт, который, похоже, спускался с последнего этажа — настолько его долго не было.