И когда темп переходит в бешеный галоп, когда океан в его глазах, от которых я ни на секунду не отрываю своих глаз, становится огненным, я отдираю от руки приклеенный туда пластырь телесного цвета с маленьким, но острым лезвием под ним и быстро, но глубоко провожу себе поверх ключицы.
Несколько тягучих, густых и липких капель моей крови падает на его обнаженный торс…
— Зачем ты это сделала? — хрипло выдыхает Коул Тернер.
— Я хочу принадлежать тебе… полностью… — шепчу и слизываю свою кровь с его же груди и впиваюсь в его губы кровавым поцелуем, чувствуя языком, как заостряются его клыки.
Будь у меня другой сорт крови, возможно, шанс сдержаться у него бы был…
Но у меня элитный, сладчайший для вампиров сорт — дигамма, и в одно мгновение я оказываюсь под ним, полностью придавленная весом его тела и яростным взглядом, в котором небеса и океан тонут в величественном и жутком Аромагедоне.
А в следующее мгновение Его Высокопреосвященство Коул Тернер впивается в мою изогнутую шею и жадными, ненасытными глотками пьёт мою кровь, вбиваясь в мое податливое, зудящее, алкающее его лоно и я в зените рвущегося в клочья, разлетающегося по всей вселенной на атомы мира кончаю снова и снова, бесконечно кончаю, выплескиваясь хлесткой, горячей струей.
— Что ты наделала, ангел мой? — шепчет кардинал, зализывая рану, которая почти мгновенно затягивается. — Что ты наделала…
По его синей радужке расплываются багровые пятна, как будто кто-то капнул на лед кровавые чернила, и Коул откидывает голову назад, невидящими глазами уставившись в потолок.
А я, обнаженная и трясущаяся, как в лихорадке, сползаю с кровати на пол, достаю из кармана своей юбки, скомканной грудой валяющейся на полу, сотовый телефон, нахожу в списке контактов Кастора Троя и как будто наяву слышу его вкрадчивый, жутковатый голос.
После того, как все будет сделано, позвонишь мне. На этом твоя светлая миссия будет окончена.
Подавив мучительный дикий всхлип, нажимаю зеленую кнопку соединения.
И сразу сбрасываю, не дождавшись начала вызова.
Отложив от себя телефон подальше, как будто это ядовитый скорпион, который может меня ужалить, я забираюсь в постель, всем телом прижимаясь к раскаленному телу Коула, крепко обнимаю его и закрываю глаза.
ГЛАВА 25
Доверие
Столовая при полицейском отделении находилась на цокольном этаже. Готовили там очень вкусно и недорого, но я там обедать не любила из-за больших очередей и слишком низких, давящих потолков помещения. В последнее время я вообще ездила в обеденный перерыв к бабуле, на ходу перекусывая каким-нибудь пирожком.
Но сегодня в клинике был неприемный день, а в столовке, как по заказу, оказалось мало народу, поэтому я взяла какой-то супчик и устроилась в уголке с намерением тихонько посидеть здесь полчасика. В последнее время мне действительно хотелось покоя и тишины…
А когда парой минут позже тут появилась Фелиция Виклер, которая отродясь не обедала в столовках, я вовсе не ожидала, что она подойдет к моему столику.
— Привет, — нерешительно поздоровалась она. — Можно?
— Привет, конечно, можно!
— А очень даже ничего! Ну, надо же! — с удивлением проговорила Фели, проглотив кусочек овощной запеканки. — Никки, я хотела извиниться… Я так виновата перед тобой!
— Ничего страшного…
— Ничего страшного? — с горячностью перебила Фели. — О, Ник, я знаю, как сильно тебе нравился Итан, ты была влюблена в него, а я… Знаешь, я была самовлюбленной, эгоистичной сукой! Настоящей предательницей! Иудой! Мне так стыдно признаваться, но я хотела одна притягивать всеобщее внимание, чтобы у меня не было соперниц… Я боялась померкнуть на твоем фоне, ведь ты на самом деле очень красивая, Никки! Прости меня, прости, я так сожалею! Я такая счастливая сейчас, а ты… Ты так страдаешь, я же вижу… Никки, если лишусь твоей дружбы, то я просто горе луковое!
О Фели, если бы ты только знала, что я и думать забыла об Итане Энглере! Если бы ты только знала, как хорошо мне было с Коулом Тернером днем… и с Кастором Троем ночью.
С двумя ненавидящими друг друга мужчинами, один из которых не подозревал, что делит меня с другим, а второй — что я не собираюсь подчиняться его приказу и становиться Иудой для того, кого по-настоящему люблю.
Того, кто ради меня нарушил все свои обеты.
Того, без кого я не мыслила больше себя.
Того, кто стал моим смыслом жизни.
— Мы уедем, — сказал Коул, когда мы, обнаженные, лежали в постели, переплетя пальцы и глядя друг другу в глаза. — Но если перед этим я не остановлю дьявольское колесо, которое запустил своими собственными руками, то буду винить себя за это всю оставшуюся жизнь.