– Сюда нельзя, здесь кролики! – засмеялась она.
Блин! Я поскорее вышел! Этот гад все же совратил невинное дитя! Что мне было делать? В той комнате, где большая двуспальная кровать, пребывала сейчас Нефертити. Идти к ней было самонадеянно и страшно, остаться же на диване, в гостиной, не попытав удачу, – глупо. Я взял гитару и робко шагнул в комнату к Царице Египетской. Боялся, что увижу сейчас ее спящей, отвернувшейся лицом к стене, но нет! Она лежала, укрывшись легким одеялом. Черные волосы разметались по белой подушке, прекрасные глаза смотрели на меня.
– Серенада на ночь! – Я осторожно присел на краешек кровати.
Она приподнялась на локте, придержав другой рукой одеяло на груди. Показала, что готова слушать.
Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю,
Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю…
Что-то воздуху мне мало – ветер пью, туман глотаю, —
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!
Трудно сказать, с чего это я вдруг запел песню Высоцкого, да еще именно эту?.. Нина слушала странно – серьезно и внимательно, прикрыв глаза. А когда я закончил петь, открыла глаза и прошептала:
– Иди сюда…
К моему стыду, она очень быстро определила мою неопытность в постели, несмотря на обширные, как у всякого подростка, теоретические познания. К моему счастью – взяла инициативу в свои руки…
Утром, проснувшись, я почувствовал, что душа висит на ниточке после вчерашней попойки. Но воспоминание о том, что случилось ночью, мгновенно подняло до небес. Нина отвернулась от стенки и, не открывая глаз, обняла меня. Я стал гладить ее руку, плечо. Она подняла подбородок, подставив губы, я стал целовать ее, сжал в объятиях. Опыта со вчерашнего вечера у меня прибавилось…
Как буря миновала, она, полежав пару минут, не подавая признаков жизни, спросила:
– Хочешь, я принесу кофе в постель?
– Правда? Это будет чудесно! – ответил я безо всяких эмоций в голосе.
Нина поднялась, завернувшись в полотенце. Я услышал, что за стенкой возятся Вовочка со Светкой. Увел-таки у меня девчонку! Но я, ей-богу, не внакладе. Еще бы! Тогда я и не думал…
– Эй, греховодники! – постучала, я услышал, Нина им в дверь. – Сейчас прилетит фея и принесет всем кофе!
– И пивка еще, пожалуйста! – послышался голос Вовочки.
– Ты что, алкаш, что ли, похмеляться?! – пожурила его Света.
– Как быстро ты меня раскусила!..
Нина отлично разобралась у меня на кухне, и вскоре «греховодники» встречали ее появление возгласами восторга. Затем дошла очередь до меня. После кофе мы с Ниной, конечно, снова сплелись в объятиях. Отдав последние силы, опять уснули. Проспали до обеда. Так не хотелось просыпаться! Я думал, дождь на улице. Даже в окно посмотрел, присев на койке. Нет дождя! Любовь, видно, отняла много сил. Женщина моя тоже морщила носик, не желая открывать глаза…
После сна в гостиной собрались уже две пары, а не просто члены одной компании. Света сидела на коленях у Вовочки. Нина кормила меня творожком со сметаной с ложечки. Но была какая-то другая. Задумчивая. Наверное, вспомнила о каких-то заботах. Может, о своем «солидоле», который еще не отчалил в Польшу или куда там? В Чехословакию? Скорее бы! Скатертью дорога! Это что же, пока он не отчалит, мне придется мириться с его существованием? Как-то с ним делить Нину? Делить?!! Ну нет! Я не хотел ее ни с кем делить! Я уже готов был заявить на нее свои права!.. А получится? Как она ко мне относится? Что значит для нее эта ночь? Я не знал.
Вечером девушки стали прощаться. Оставаться еще на одну ночевку никто не собирался, это было очевидно. Погуляли, хватит! – казалось, могли бы сказать девушки. Мы вместе сели в троллейбус, но Вовочка со Светой сошли у Дворца спорта, а мы с Ниной поехали дальше, в центр. И все повторилось. Расстались на том же месте, что и в прошлый раз. «Провожать не надо». Она держала дистанцию…
Дома я навел порядок, убрал посуду, которую помыли девушки, полил мамины цветочки и вспомнил про соседские. Снял ключи с гвоздика в прихожей. Пошел во вторую свою квартиру, которую по-прежнему не считал своей.
Открыв дверь дяди Яшиного жилища, я застыл на пороге и осмотрел обстановку новыми глазами. Как будто, после того как рассказал компании, что моя мама здесь осталась единственным прописанным жильцом, наконец и сам поверил в это.
Подарок, по мнению Вовочки, нам достался что надо. Дядя Яша один в хоромах чувствовал себя жутко одиноко – подумалось. Его редко кто навещал в последнее время, и похороны были «нищенскими», за счет факультета. Выносили из морга в закрытом гробу. Домой дядю Яшу не завозили. Были речи на кладбище. Декан биофака сказал о большом вкладе Якова Аароновича в науку. Лозовой наш тоже толкнул речь. Накануне он приходил домой к дяде Яше. Требовались кое-какие документы. Я дал ключи, объяснил, где искать бумаги, – в секретере мебельной стенки. Мне дядя Яша говорил. Он учел, что мог. До конца был в сознании, и я никак не ожидал, что все окончится так печально. Лозовой вернул мне ключи часа через два. В руках у него была большая сумка, хотя до этого приходил пустой. «Столько документов?!» – мысленно удивился я.