— Я люблю тебя, — совершенно буднично, без малейшего пафоса и прелюдий, сказал он.
Роанна замерла. Дыхание перехватило от того, насколько эти слова резонировали с её собственными чувствами.
И то, что она никак не могла заставить себя сказать Итану, вырвалось само собой:
— И я тебя люблю.
— А ты никогда не задумывался, кем был в прошлой жизни? — с любопытством спросила Роанна, проводя ладонью по груди Риза, шероховатой от шрамов. Толстые и совсем незаметные, они пересекались, сплетались, одни обрывались, другие тянулись дальше, к шее или поясу. Раньше, в первые годы обучения, будущие наёмники бегали к медсестре сводить каждый, самый мелкий шрам, боясь, что если промедлят хоть день, ничего уже не получится. Позже пришло понимание, что свести можно что угодно, даже шрам с самого рождения, и цепочка очереди в медотсек иссякла — всё равно все следы травм сведут разом при выпуске.
И только Ризан никогда принципиально не свёл ни одного шрама. Он этим не гордился, не демонстрировал особенно впечатляющие, а если случайно давал кому-то увидеть, то морщился и сразу прятал. На смуглой коже каждая самая тонкая ниточка выделялась очень чётко.
— Нет, — честно ответил Риз на вопрос, который сама Гидра уже успела забыть.
Они лежали в тренировочном зале на сложенных друг на друга матах. Они использовались только на первых годах обучения, поэтому были пыльными и пахли сыростью.
Ризан всегда был воином, суровым, жёстким, добивающимся цели, чего бы это ни стоило. И тем сильнее было удивление Гидры, что при всём при этом Риз не оставил ей ни одного синяка. Он касался её с такой непередаваемой мягкостью, словно боялся сломать.
Роанна сладко потянулась и зевнула, чихнув от поднявшейся со старых матов пыли. Ризан рассмеялся и звонко чмокнул её в нос.
— Ты такая милая, когда…
— Когда? — с любопытством уточнила Роанна, садясь на колени и отбрасывая влажные волосы на спину.
— Сейчас, — Риз ухмыльнулся краем рта, ловко уходя от ответа, и протянул руку, касаясь её живота кончиками пальцев, — знаешь, однажды я видел озеро.
— Озеро? И что? — удивлённо переспросила Гидра, оглядываясь в поисках своей одежды. Казалось, и было-то её совсем немного, но каким-то образом повсюду, куда хватало взгляда, она замечала то майку, то носок, то топ, свешивающийся с турника.
— Ничего. Рядом с ним так… спокойно, — голос Ризана, вернее, тон, заставил Роанну отвлечься и взглянуть на него. Она чуть склонила голову, улыбаясь. Такого мечтательного выражения она, кажется, не видела на лице Риза никогда.
— Представь — ты стоишь на берегу, а вокруг никого, только огромная поверхность воды. Ты смотришь на неё, и всё в мире кажется не таким хреновым.
— Не думала, что ты такой философ, — Роанна намеревалась сказать это с ехидцей, но получилось почему-то, скорее, грустно.
— Ничего. Забудь. Иди ко мне, — Ризан лукаво улыбнулся и рывком принял вертикальное положение, притягивая Гидру к себе.
… Роанна заметила, что надела топ наизнанку, только когда уже открывала дверь в свою спальню.
Эридан, впрочем, был слишком занят какими-то бумагами на столе, чтобы замечать такие мелочи. Он мельком бросил на дочь взгляд и вернулся к ним.
— Лира оставила тебе мазь.
Роанна задумчиво повертела баночку в руках и отставила обратно на тумбочку. Наскоро приняв душ, она присела на кровать и начала тщательно покрывать вязкой сероватой субстанцией каждый кровоподтёк, начиная с шеи.
— Я заметил, Ризана не было на занятии, — отложив ручку, Эридан повернулся к дочери всем телом, — стало быть, его ожидание было… вознаграждено?
От ироничного тона Роанна покраснела и выдала неопределённое:
— Ну…
— Риз отличный боец, — неторопливо продолжил отец, — возможно, лучший из этого набора. Но есть кое-что, что меня беспокоит.
— Наши отношения? — с долей вызова предположила Роанна, уже приготовившись отстаивать свою личную жизнь. Но Эридан неожиданно рассмеялся.
— Нет. В свете последних дней я пересмотрел свою позицию, и теперь кандидатура Риза кажется мне более подходящей, нежели… ну, думаю, продолжать не нужно.
— Так?..
— Ризан личность. Вот, что меня беспокоит, — Эридан бросил беглый взгляд на двери, проверяя, плотно ли они закрыты, — наёмники — это винтики отлаженного механизма, а не личности. Каждый из нас должен уметь отбросить своё «я» и в нужный момент влиться в механизм. Понимаешь?
Гидра кивнула.
— Я не сомневался, что понимаешь. Ты всю жизнь среди нас и не умеешь никак иначе. А вот те, кто пришёл извне — из сиротских домов или семей — должны дойти до этого своим умом. Но есть такие, как Ризан. Его характер закалялся среди тех, кто друг друга ненавидит. Он выгрызал кусок хлеба зубами, с детства в него вдалбливали мысль, что в его несчастьях виноват Совет. И вдалбливал не какой-то человек — а сама жизнь.
Роанна вздохнула. Она и хотела бы возразить, но прекрасно знала, что Эридан прав. Она-то надеялась, что никто не замечает этого, кроме неё и, может быть, девчонок.
— Если Ризан доживёт до конца обучения, ему придётся принести присягу Совету. Тем, кого он люто ненавидит. Хочу спросить, Ро, — отец сделал паузу, но всё же закончил, — сможет он?
Вопрос, очевидно, был риторическим, потому что Эридан ответа ждать не стал и вернулся к своим бумагам. Роанна задумалась, окинув взглядом свои вещи. Куртка Аньез висела на спинке кровати, потеснив деревянные бусы. Это неожиданно показалось каким-то… символическим. Бусы, олицетворение женственности, купил ей Итан; куртка же говорила сама за себя — грубая шероховатая кожа, защитные рунические узоры, многочисленные царапины. Боевая экипировка наёмника. Казалось, это намёк ей, Роанне, что в отличие ото всех у неё есть выбор между двумя жизнями. Вот только сделать его нужно было как можно скорее. Выбрать один путь, а второй…
Словно наяву Гидра почувствовала горячие прикосновения Палача, обжигающие поцелуи, после которых ныли губы. И сразу же пришли другие воспоминания — не её, но и её одновременно. Сладковатый запах пыли в кузнице; туфельки, оставленные на цветущем лугу; острый неприятный запах крови в темнице.
Отчего-то запахи врезались в память сильнее всего. Запахи и прикосновения. Тогда Итан касался её совсем по-другому. Мягко, деликатно, словно дотрагивался до идола или дорогой статуэтки. Точно так же, как Ризан этим утром.
Роанна вздохнула. Она окончательно запуталась в переплетениях жизней, воспоминаний и ощущений. Она хотела быть наёмницей. Она любила Ризана. Но при мысли об Итане в груди теплело, а губы трогала улыбка.
К тому же, чисто рациональная сторона её «я» ехидно напоминала, что Палач в силах сделать с соперником.
Гидра обернулась и всмотрелась в окно. Там, на полигоне, уже закончилась утренняя пробежка, и теперь несколько человек тренировали удары. Среди них — Раминия, которая в этот момент неудачно отставила ногу и споткнулась, упав на землю и лишь спасительным инстинктом перекатившись в сторону за миг до того, как меч инструктора рассёк ей как минимум ухо. Вместо этого лезвие погрузилось в рыхлую почву, отхватив только прядь тёмных волос. Как любая приверженка Отца Дождя, Раминия не собирала волосы без большой нужды.
Инструктор протянул руку, помогая Рами подняться и тем самым обозначая окончание поединка, и начал что-то выговаривать. Даже сама Роанна заметила минимум с десяток ошибок за те мгновения схватки, которые успела увидеть.
Отвлекшись от Раминии, Гидра взглянула на остальные боевые пары. Каири бросилась в глаза одной из первых — её стиль боя, молниеносный, гибкий и беспощадный, хвалили и отмечали все наставники. Мелькала в воздухе светлая коса, утяжелённая парой металлических бусин. Меч наносил мгновенные уколы, рассекал пространство, метя противнику в самые уязвимые места. Каири никогда не дралась вполсилы. Ни разу не дала послабления, как сама Гидра поступала с той же Лирой или Раминией. Да и друзей у Каири так и не появилось. Со смерти Ноа она, да и не только она, мысленно сдалась, сломалась под натиском вдалбливаемых будущим наёмникам правил. Понимала, что у каждого из друзей есть шанс встать напротив тебя во время Испытания.