Вдруг наверху что-то грохнуло. Сара строго поджала губы, подошла к двери и, распахнув ее, заорала:
– Эй, вы, там! Предупреждаю: еще разок стукнете, выпорю так, что кожу с ваших задниц сдеру!
Она постояла, прислушиваясь, сдерживая смех, и, уверившись, что дети разошлись по постелям, вернулась к своим занятиям, мурлыча знакомый мотив.
Оставалось еще украсить индейку толстыми полосками бекона. Справившись и с этим, женщина отошла от стола, любуясь произведением своих рук. Потом, вытащив из-под плиты кочергу, трижды постучала ею по заднику топки. В ответ раздались два резких удара.
Сара налила в чайник воды и поставила кипятить. Только он закипел, как послышался шум открываемой двери, и, выглянув в окошечко над мойкой, Сара увидела свою подругу Пэт Джон-стон, сметавшую снег с башмаков.
– Давай, Пэт, двигай сюда, чайник уже готов.
– Ох, Сар, ну и погодка, черт бы ее побрал, – входя в кухню, сказала Пэт и плюхнулась на стоявшую у огня табуретку. – Клянусь Христосом-Спасителем, – воскликнула она, оглядев не без зависти стол, – ты все великолепно устроила!
Заваривая чай, Сара ответила:
– Это Майкл все притащил. Еще утром. Я собственным глазам не поверила! Тут и сладости, и бисквиты, и орехи, и фрукты! Отличный парень, этот Майкл.
Пэт понимающе кивнула, прикинув в уме, сколько могло стоить все это изобилие. Как ни трудись, к примеру, в булочной Лайонса или на фабрике "Черный кот", такого богатства на честно заработанные денежки не купишь. Но стоило посмотреть на стол, и становилось ясно, что цель оправдывает средства.
– А сколько подарков он принес малышам! – продолжала хвалиться счастливая Сара, не подозревая о шевельнувшемся в душе Пэт недобром чувстве. Наполнив чаем две белые чашки из толстого фаянса, Сара одну подала подруге, затем, обернув руку краем скатерти, открыла духовку, достала пирожки и сосиски, чтобы немного остыли, а в духовку отправила индейку. Движения ее были четкими и быстрыми. Она распрямилась, вытерла подолом фартука пот с лица и подошла к кухонному столу.
– Чуть не забыла! Счастливого Рождества! – Сара вытащила из шкафа сверток и передала подруге.
– Но, Сар, у меня ничего нет для тебя... Совсем без денег сижу! – растерялась Пэт.
Пропустив эти слова мимо ушей, Сара бросила:
– Ладно тебе! Закрой глаза и разверни!
Пэт неспешно разорвала коричневую бумажную обертку и прикрыла рот рукой.
– О, Сар, это восхитительно! – только и могла произнести она дрожащим голосом.
Сара ласково потрепала подругу по плечу:
– Я знала, что тебе понравится!
Пэт вытащила из пакета белую блузку и потерла о щеку.
– Шелковая?
– Да, шелковая. Я сразу ее углядела. Словно для тебя сшита.
В голове Пэт вихрем пронеслось все, что произошло за последние три месяца.
В один прекрасный день Майкл нанял людей, чтобы вывели тараканов и других насекомых. Несколько дней подряд в доме чадили источавшие серный дым свечи. Затем все заново покрасили, и наверху, и внизу. Как и остальные соседки, Пэт Джон-стон пришла в ярость. Что они о себе возомнили, эти Райаны? Вышвырнуть бы их вон с Ланкастер-роуд, но с Майклом теперь нельзя было не считаться.
Пэт вдруг испытала стыд. Ведь они с Сарой вместе ходили в школу, всегда помогали друг другу. Сара это помнит, вот и подарок подарила. А Пэт? Нет, она не заслужила такого внимания!
– Это роскошно, Сар!
Очень довольная, Сара уселась напротив Пэт, сняла с каминной полки небольшую бутылку "Блэк-энд-Уайт", налила в каждую чашку с чаем изрядную порцию виски и сказала:
– Давай согреемся, Пэт! Видит Бог, как нам это нужно!
Пэт поднесла чашку ко рту:
– Счастливого тебе Рождества, Сара! И еще многих, многих счастливых праздников.
Усевшись поудобнее и ощутив, как разливается по телу приятное тепло, подруги принялись судачить: дело для женщин сугубо важное и серьезное. Особенно днем.
Майкл Райан шел по Бейсуотер-роуд, высоко подняв голову, словно был здесь хозяином. В свои восемнадцать лет Майкл выглядел просто великолепно. Более шести футов ростом, атлетического сложения. Темно-коричневое пальто безукоризненно сидело на нем, подчеркивая ширину плеч. Волосы, черные и густые, были подстрижены а-ля "Ди-Эй". Глубоко посаженные, ярко-голубые глаза, казалось, впитывали в себя все, что видели. Полные, чувственные, как у женщины, губы временами придавали его обветренному лицу выражение свирепости.
К Майклу влекло и мужчин, и женщин. И он умел извлекать из этого выгоду, впрочем, как и из всего остального.
В данный момент он наблюдал за женщинами, расположившимися на лужайке за забором Гайд-парка. Даже в предрождественский снегопад шлюхи торчали на улице.
Несколько совсем еще юных девочек, новых в этой компании, с любопытством смотрели на Майкла. Одна из них распахнула пальто, продемонстрировав далеко не шикарное платье, плотно облегавшее ее фигуру. Майкл оглядел ее с головы до пят, презрительно скривил губы: на такую лодку багра жалко. Наблюдавшая за этой сценой женщина постарше расхохоталась:
– Запахни пальто, красотка! А то отморозишь все свои прелести!
Девушка засмеялась, радуясь, что обошлось без скандала. Задержавшись на несколько секунд, Майкл пошел дальше. Он не имел ничего против проституток. Напротив, обожал их. У каждого свой спрос и предложение, свой бизнес. Зря только они на него таращатся, как на какого-нибудь Джона. Это Майклу совсем не нравилось. Он привык к тому, что его ставили выше других.
Ловко лавируя между машинами, парень перебрался на другую сторону улицы. Снег стал слабее, и Портобелло-роуд кишела людьми – лавчонки здесь не закрывались до последней минуты.
Окунувшись в волны тепла, Майкл вошел в "Брэмли Армс" и, прокладывая себе путь в толпе посетителей, направился к стойке, приветливо кивая знакомым. Весь последний год он усердно трудился над тем, чтобы создать свой собственный имидж. Теперь это стало приносить дивиденды. Он завоевал уважение.
Щелкнув пальцами, Майкл заказал девушке за стойкой порцию бренди. Нельзя сказать, чтобы он любил бренди, но это было частью его имиджа и давало некоторые преимущества. Мужчины подвинулись, дав ему место.