Кто же заметит ее отсутствие?
Скорее всего, только мсье Филипп, заносчивый повар-француз, который считал ниже своего достоинства лично разбить пару яиц и вылить их на сковороду, или миссис Бернс, которой не пришлось бы тогда отвечать на вопрос, как это стало возможным, что за один только месяц в Уинтэше было израсходовано ни много ни мало пятьсот восковых свечей.
По всей вероятности, до сих пор леди Аманде представлялось более важным очаровывать своего пасынка, чем следить за своими слугами. Было очевидно, что причиной назревающего разорения были не только игорные долги покойного графа.
Леоноре понадобилось некоторое время, чтобы отвлечься от этих мыслей и, приложив сверхчеловеческое усилие, спрятать собственное несчастье в самый дальний уголок своего измученного сердца.
Затем она с трудом все же взяла себя в руки. Даже если недавно, в минуты глубочайшего отчаяния, она и пожелала оказаться на месте своих умерших матери или отца, она ведь не умерла! А пока жива, она во всяком случае выполнит свой долг, будь она хоть дочерью Роланда Эпуорта, хоть Леонорой Кройд. Этого требовали ее личное достоинство и гордость, даже если жизнь ее почти сломала.
Глава 5
– Это самое красивое место в Уинтэше, ты не находишь?
Леонора вздрогнула и обернулась. Феннимор Кройд, молодой виконт Февершем, прошел через узкие каменные ворота к ней на смотровую площадку башни. Это была последняя из четырех мощных круглых башен, которые прежде были сторожевыми башнями крепости Уинтэш, а сегодня никто не заботился о пустующей сторожке в северном крыле, которая была предназначена для охраны входа.
– Б-боже мой, т-ты меня н-напугал, – пробормотала молодая женщина и прижала руки к загоревшимся щекам. – Я думала, что я здесь совершенно одна.
– До сих пор я предполагал то же самое, – ухмыльнулся Фенн и положил предметы, которые он нес под мышкой, на каменную скамью возле Леоноры.
– Если ты не против, мы могли бы быть здесь вместе в одиночестве.
Несмотря на легкий, шутливый тон его голоса, Леонора подумала, что в этом мимолетном замечании содержалось что-то большее. Она немного склонила голову, и вследствие этого неосознанного жеста в ее глазах отразилось голубое небо.
– Не исключает ли одно другое, Феннимор? – Она успокоилась и смогла справиться с заиканием, вызванным застенчивостью.
– В Уинтэше нет, – ответил он неожиданно серьезно. – Я знаю, как ты себя чувствуешь.
– Вот как? – Щеки Леоноры покраснели еще больше, и она механически отвела со лба выбившуюся прядь волос. Она не заметила, что Фенн нахмурился и сощурил глаза. – Как интересно. Ты пояснишь свои слова, уважаемый деверь?
– Уже больше месяца ты надрываешься, стараясь сделать из этого монумента что-то вроде уютного дома, но никто даже не замечает этого. Мой упрямый братец вполне доволен, когда моя дорогая мама улыбается ему, а остальные домочадцы чувствуют себя обиженными, поскольку ты требуешь от них тех работ, которые до сих пор считались совершенно ненужными.
Леонора помолчала несколько секунд, а затем заставила себя улыбнуться.
– Ты ошибаешься, говоря «никто». Ты же ведь заметил…
– Ты несчастлива…
Это был уже не вопрос, а спокойная констатация факта. Но у Леоноры было время привыкнуть к этому состоянию. Чего бы Феннимор ни хотел добиться этим провокационным заявлением, она не даст сбить себя с толку.
– Что заставляет тебя так думать? – пробормотала она подчеркнуто ироничным тоном.
– Ты знаешь о том, что я хочу стать художником? – признался он ей неожиданно.
– Я думала, ты хочешь поступить в Оксфорд, – удивилась Леонора, которая была рада, что разговор, по ее мнению, принял безобидный оборот.
– Да, чтобы изучать искусство. Еще охотнее я бы поехал в Париж или Рим… Мечты! До сих пор финансовое состояние нашего благородного семейства не позволяло мне поступить в Оксфорд. Кто знает, как долго еще я буду делать свои дилетантские эскизы, и некому будет сказать мне, как следует браться за дело по-настоящему.
Феннимор протянул ей альбом для эскизов, который Леонора просмотрела с нарастающим интересом. Если бы кто-то заявил, что рисунки с изъяном, то с тем же успехом она могла считаться королевой красоты. Рисунки сангиной и акварели, на которых были изображены виды замка и его окрестностей, произвели на нее сильное впечатление. Виконт Февершем не только имел способности – точная линия его рисунка, выполненного тонкими штрихами, выражала самую суть человека, места или предмета.