До сих пор никто не высказывал недовольства такой ее манерой одеваться. Исключением было ее подвенечное платье, единственное бальное платье, о котором лично позаботился отец, а она лишь почувствовала облегчение, когда смогла снять с себя это роскошное одеяние.
Леонора заморгала, чтобы подавить подступающие слезы. Больше чем когда-либо желала она в эту минуту, чтобы у нее была мать, к которой можно было бы прибежать со всеми волновавшими ее насущными вопросами.
Но с нею была только маленькая горничная, которая отдавалась своей новой должности с достоинством и рвением честолюбивого генерала. Она закутала Леонору в легкий шелковый халат и начала вынимать шпильки из ее прически, как только молодая женщина опустилась на мягкий пуфик перед туалетным столиком. Затем она начала энергичными движениями расчесывать эту гриву волос, пока они не стали потрескивать и разлетаться.
Под воздействием размеренных массирующих движений ее госпожа расслабилась, сама не осознавая того. Она поддалась усталости, которую чувствовала в течение всего дня. Ощущение шелка изумрудно-зеленого халата было приятно ее коже, как ласка. Это был роскошный, элегантный халат, который, собственно говоря, совсем не подходил к ее остальному гардеробу. Он принадлежал когда-то ее матери, и то, что Джейн в этот вечер выбрала именно его, было похоже на знак судьбы.
Однажды в поисках дорожного чемодана в углу пыльного чулана на Кенсингтон-Сквер Леонора наткнулась на небольшой забытый сундук с вещами, принадлежавшими Сюзанне Эпуорт. Повинуясь любопытству, она открыла крышку и благоговейно пересмотрела забытые реликвии жизни своей матери. Несколько ничего не значащих писем родным в Ирландию. Несколько давно вышедших из моды узких платьев с высокой талией, выцветшая кружевная шаль и вот это широкое неглиже. Не сообщив отцу об этой находке, Леонора взяла две последние вещи себе.
По темно-зеленому блестящему шелку волосы Леоноры ниспадали пышной волной, спускаясь ниже лопаток. От канделябров с шестью горевшими по обе стороны зеркала свечами ложились красноватые отблески на блестящие пряди волос, и Джейн почти благоговейно в последний раз провела по ним щеткой.
– Даже у леди Аманды нет таких прекрасных локонов, – вырвалось у нее. – Я бы с удовольствием сделала вам как-нибудь другую прическу.
Леонора внимательно посмотрела в зеркало и не нашла в своей внешности ничего необычного. К сожалению. Может быть, поэтому она неожиданно уступила напору Джейн.
– Завтра утром ты можешь попробовать, если считаешь, что так я стану намного красивее. А теперь достаточно ленты, чтобы волосы не падали на лицо.
Джейн на радостях постаралась как можно декоративнее переплести море локонов изумрудно-зеленой лентой, которую она заранее приготовила как раз для этого.
Леонора не знала, что она явилась предметом спора между Джейн и заносчивой мисс Биддлс. До последнего времени горничная леди Аманды считалась непререкаемым авторитетом в вопросах моды и красоты в Уинтэше. Исходя из надежности этой позиции, она в комнате прислуги позволила себе отозваться о внешнем виде новой леди Уинтэш очень едкими словами.
К своему собственному удивлению, Джейн обнаружила, что уже успела полюбить свою тихую и скромную госпожу. Да, ее огорчило, что именно Пенелопа Биддлс отважилась так бесстыдно и свысока критиковать ее.
Было легко прислуживать леди, которая дважды в год тиранила первую портниху в поселке Святой Агнессы до тех пор, пока ее новый гардероб до последнего бантика не начинал соответствовать элегантным моделям, представленным в «Журнале для женщин». Превратить любезную, но лишенную очарования даму в олицетворение элегантности – в этом и было истинное искусство горничной.
Джейн тщеславно поклялась себе затмить Пенелопу Биддлс, а Леонора должна была, ничего не подозревая, помочь ей в этом.
Ее госпожа, между тем, была мало склонна ценить ее усилия. Вставая, она почти не посмотрелась в зеркало. Рассеянно ответила она Джейн на приветливое пожелание доброй ночи и вошла в спальню, где опустилась на маленькую кушетку, стоявшую перед камином.
В связи с летним временем года очаг был закрыт богато украшенной каминной решеткой. На щите был изображен герб Уинтэшей, окруженный аллегорическими фигурами животных, в основном, львов.