Джейн, со своей стороны, воспользовалась тем обстоятельством, что погруженная в свои мысли Леонора дала ей себя одеть и причесать. Однако же, если Джейн надеялась услышать ее мнение или похвалу своим усилиям, то она была бы разочарована еще раз. Леонора была настолько рассеянной, что почти не обратила внимания ни на новую прическу, ни на те незаметные изменения, которые произошли с ее темно-фиолетовым платьем.
Между тем воздушная прическа из локонов, которую Джейн ловко соорудила на ее голове, была подобна настоящему чуду. Мягкими волнами обрамляла она лицо, казавшееся теперь значительно уже. Кружевной воротник кремового цвета, который горничная смастерила, взяв одну из многочисленных нижних юбок свадебного наряда, смягчил строгость ее простого платья и подчеркнул синеватый тон ткани.
Джейн хотелось бы иметь в распоряжении одну из баночек с румянами, которым леди Аманда была обязана своим цветом лица, но среди имущества леди Уинтэш не было ни одного косметического средства.
Несмотря на это, изменений было достаточно, чтобы сидевший в одиночестве за завтраком Феннимор взглянул с удивлением, когда Леонора вошла.
– Доброе утро, моя дорогая! Хотя бы ты не оставляешь меня на произвол судьбы. У тебя новая прическа? Чудесно, я же знал, что у тебя прекрасные волосы!
Будучи не совсем в своей тарелке, Леонора рассеянно ответила на приветствие и пропустила мимо ушей комплимент.
– Я опоздала? – поинтересовалась она, взглянув на пустые стулья.
– Нет, – успокоил ее виконт Февершем. – Но моя мать предпочла сегодня завтракать в своих покоях, а Герве, по-видимому, выпил вчера бренди несколько больше нормы. Час назад он выглядел так, будто попал между мельничными жерновами. Я предполагаю, что он сейчас пытается привести свою голову в порядок на свежем воздухе.
– Он уже ушел?
Феннимор попытался понять оттенок сожаления, послышавшийся, как ему показалось, в голосе Леоноры. До сих пор у него всегда было впечатление, что она, по возможности, старалась не попадаться Герве на глаза. Что же изменило это отношение?
– Да. Но если ты спросишь меня, куда, то я здесь пас. Может быть, он сейчас заехал к каким-нибудь арендаторам. После смерти отца ему пришлось уволить управляющего имением и самому начать заниматься всеми неотложными делами. Хочешь немного чаю? Ты ничего не ешь…
Леонора отодвинула от себя пустую тарелку.
– По-видимому, я чем-то испортила себе желудок, – пробормотала она и выпила предложенный им чай.
После этого она почувствовала себя чуточку лучше, хотя головная боль не унималась.
– За вчерашним ужином, – кивнул Фенн понимающе. – Все ясно. У нормального человека действительно может отразиться на нервах и желудке, если ему придется увидеть, как Герве боготворит мою мать. Для меня загадка то, что он попался на ее удочку, поверив в разыгрываемую ею роль нуждающейся в помощи, беззащитной вдовы. Он ведь разумный человек! Вероятно, причина в том, что он долго был солдатом и ему мало приходилось общаться с дамами типа моей матери.
– Боже мой, Феннимор! Как ты говоришь о своей матери?
Леонора была настолько ошеломлена, что выпалила этот вопрос, не шепча и не запинаясь, как обычно. Она обратила внимание, что Фенн еще вчера, во время разговора на башне, сказал нечто подобное.
– Так, как она того заслуживает! – упрямо настаивал он на своей критике. – И не надо так негодующе сверкать на меня глазами. Подожди, ты еще увидишь, что под бархатистыми лапками леди Аманды Уинтэш прячутся очень острые когти. Эта восхитительная особа страстно любит во всем огромном мире только одного человека – себя самое!
– Поскольку я ее знаю очень короткое время, то не имею определенного мнения по этому поводу, – отвечала Леонора.
Она пыталась говорить честно и объективно. Ни за что не хотела поддаваться ревности. А возможно, после вчерашнего вечера у нее уже и не было основания ревновать. Она считала, что в любом случае было неприлично так говорить о своей матери.
– Я была бы рада, если бы у меня была мать, – упрекнула она невоспитанного виконта и добавила: – Я еще ни разу не слышала от леди Аманды недоброго слова. Как раз наоборот…
– Именно так, – подтвердил Феннимор упрямо. – Это я и имею в виду. В этом и заключается ее искусство. Ее шипы всегда закутаны в тончайшие шелка, но поверь мне, несмотря на это, они колются очень больно. Ты очень скоро поймешь это, и Герве, я надеюсь, тоже…
Леонора бросила на него испытующий взгляд из-за края своей чашки.