– Мне кажется, ты очень любишь своего сводного брата…
– Он славный малый, – кивнул Фенн уже намного менее агрессивно. – Собственно говоря, он для меня больше отец, чем брат. Он все понимает. Когда я думаю, сколько раз он помогал мне выпутаться из каких-то идиотских историй, а мой родной отец ничего и не знал об этом… Он заслужил лучшего, чем этот хаос долгов и обязанностей, который обрушился на него вместе с наследством.
– Он мог бы быстро избавиться от них, если бы позволил мне помочь ему, – предложила Леонора, на что последовал возмущенный возглас протеста.
– Никогда гордость не позволит ему это сделать. Неужели трудно понять, что он хочет своими собственными силами вернуть Уинтэш в то состояние, в котором он был когда-то?
Леонора немного резко поставила чашку тонкого фарфора на блюдце.
– Я задаю себе вопрос, зачем он тогда вообще дал согласие на наш брак, если ему неприятно принять от меня даже маленькую сумму? – вспылила она так сильно, что Феннимор невольно слегка подался назад.
– Ты разве не знаешь? – осведомился он и сразу же сам ответил на свой вопрос: – Ну да, конечно, с женщинами редко говорят о таких вещах. Твой отец не оставил ему выбора. Он отказался уступить закладные на замок и на земли. У Гера был один выбор: либо жениться на тебе, либо позволить, чтобы родительский дом был продан с молотка. Дела обстояли так, что твой отец регулярно скупал долговые обязательства десятого графа и использовал их для «маленького» шантажа. Герве, с его преувеличенным чувством ответственности за мать и за меня, конечно, сдался…
Наверное, так должен чувствовать себя человек, когда у него останавливается сердце. Леонора хватала ртом воздух, прижимая кулак к туго зашнурованному лифу. Теперь ей кое-что стало ясно!
Но все же, почему отец прибегнул к таким крайним мерам, чтобы найти ей мужа? Была ли она в его глазах настолько непривлекательна и безнадежна, что он не видел другого шанса?
– Леонора! – Феннимор искал ее взгляда. – Я был против того, чтобы Герве женился только ради спасения этих старых стен, но теперь я придерживаюсь другого мнения. Я считаю, моему брату повезло, что ему досталась ты!
Она заставила себя улыбнуться дрожащими губами.
– Как мило с твоей стороны, что ты говоришь так. Но не утруждай себя обманом из вежливости. Все же спасибо за то, что ты мне рассказал. Теперь я по крайней мере знаю, почему Герве меня так сильно презирает. Наверное, вчера вечером он действительно был очень пьян…
Только ее сильнейшая растерянность была причиной того, что она проговорилась, упомянув прошлый вечер. К счастью, виконту не пришла в голову идея связать факты воедино.
– В этом ты права, – подтвердил он. – У него, наверное, голова нестерпимо трещит с похмелья. Я могу предположить, что это не очень приятное ощущение…
– Откуда можешь это знать ты, бессовестный щенок! – ответил ему саркастический, заметно хриплый голос.
Фенн повернулся на своем стуле, со смущенной улыбкой на губах, но милорд Уинтэш уже обратился к своей супруге, приветствуя ее безукоризненным поклоном. Леонора пробормотала:
– Доброе утро.
Как долго он уже стоял в дверях? Какие фразы из их разговора он слышал?
Из-под полуопущенных ресниц она наблюдала, как он сел к столу и осторожно налил себе чаю. Он был бледнее обычного, и только темные тени, которые залегли под глазами глубже, чем всегда, указывали на излишества прошедшего вечера.
– Как жаль, что я нарушил вашу дискуссию о состоянии моего здоровья, которая была в самом разгаре, – иронически заметил он во внезапно возникшей тишине и подлил молока в свою чашку.
– С твоим похмельем я попал в самую точку, – ухмыльнулся Фенн и поднялся. – Очень сожалею, Герве, но я не дам тебе возможности выместить свое плохое настроение на мне. Может быть, тебя успокоит присутствие твоей милой жены!
Леонора предпочла бы задержать Фенна, но он ушел так быстро, что она не успела произнести ни слова. Смущенно смотрела она на свою пустую тарелку. Присутствие графа так неожиданно оживило события прошедшего вечера, что ее лицо и шея заметно покраснели. Она не знала, чего ей ожидать: извинений или объяснений.
Герве Кройд тоже боролся с совершенно незнакомым ему чувством смущения. С восходом солнца он пришел в себя на диване в библиотеке, с тяжелой головой, которая совершенно отказывалась служить ему, когда он хотел вспомнить подробности прошлой ночи.
Воспоминания были лишь отрывочными, и ему не удавалось понять, было ли это в действительности или существовало только в его воображении. Приснилась ли ему женщина в изумрудно-зеленом пеньюаре с распущенными волосами? Невинные и в то же время такие сладкие поцелуи, мягкая упругость шелковистой кожи. Была ли то игра его воображения?