— Рано еще, ты же сам понимаешь. Придет время, подумаем, казнить или миловать.
— Вы не боитесь, что он предаст нас?
— Нет, не боюсь. Он не дурак и прекрасно понимает, что после этого жить ему останется в лучшем случае — сутки. Его единственная надежда — я, а единственный способ выжить — держать язык за зубами.
— А как быть с артистом?
— Налей себе водки, выпей, — сказал Нигилист, присаживаясь на диван, где пятнадцать минут назад он, закрыв глаза и представляя Наташу, утолял свою страсть. — Я догадывался, что артиста в последний момент подведут нервы, они все такие, на сцене — гром и молния, а в реальной сложной ситуации — хлипкий дождичек. Значит, расклад полностью в нашу пользу?
— Полностью, — сказал Ратковский. Он тяжело опустился в кресло, наполнил фужер до краев, залпом выпил, поморщился, закурил сигарету. — Погода дрянная, но следы все же останутся и с одной стороны дорожки, и с другой. А пуля прилетела с третьей. А собака убита не из того оружия, что хозяин. Не завидую я следователям.
— Ты с артистом виделся?
— Да. Он уже снова стал симпатичным молодым человеком и стоял на остановке, ждал автобуса, чтобы ехать к метро. Я представился, как человек Олега, пригласил его в машину, подвез. Он был подавлен, говорил, что подвел Олега, не смог выстрелить. Я успокоил его, взял пистолет, пытался дать деньги, но он наотрез отказался. Считает, что если бы выстрелил, то сделал бы это не за деньги, а, так сказать, за идею. Ну а если не смог, так и говорить не о чем.
— Ничего… — усмехнулся Нигилист. — Найдем тему для разговора, от которой он вряд ли откажется.
39
Наташа и Андрей обедали на кухне. Наташа успела сварить борщ, пожарить антрекоты и картошку, сделать салат из яиц с печенью трески. Андрей, увидев накрытый стол, помрачнел. Если б даже она совсем не умела готовить, он бы отдал все за одну лишь возможность видеть ее здесь каждый день. Но она была еще и прекрасной хозяйкой…
— У меня точно такое же чувство, как в прошлом году, — сказал Андрей. — Когда я случайно заработал два миллиона и боялся, что вот-вот придут какие-то бандиты и отнимут их у меня. Но пришла ты в качестве представительницы древнейшей профессии из фирмы с поэтическим названием «Ландыш». И перевернула всю мою жизнь.
— Это был мой первый выход на работу, испытательный, и он оказался последним, — сказала Наташа. — Благодаря тебе, Андрей. Мне теперь даже представить себе страшно, что могло случиться, если б я попала к кому-нибудь другому.
— То же самое, — заверил ее Андрей. — Другой бы забыл обо всем на свете, тут же предложил тебе руку, сердце и все свое состояние. Перед тобой никто не может устоять. Но сейчас у меня такое чувство, какое было до твоего прихода. Что вот-вот ворвутся бандиты, или не бандиты, и не ворвутся, а чинно-благородно позвонят в дверь, но ограбят меня — точно.
— Потому что в прошлом году они все-таки пришли?
— И не смогли отнять деньги благодаря тебе, Наташа. А теперь моя самая большая драгоценность — это ты… — Андрей грустно улыбнулся и опустил голову.
Сегодня у него был творческий день, подразумевающий, что редактор сидит дома и правит рукопись очередного коммерческого романа, или работает в библиотеке, проверяя цитаты, сноски и даты. Ничем подобным Андрей не собирался заниматься, он просто сидел на кухне, смотрел на Наташу и никак не мог примириться с мыслью, что скоро опять потеряет ее.
— А я все думаю, если не Сергей, то кто же мог сказать Радику о кассете? Ирка вообще к телефону весь вечер не подходит… — задумчиво сказала Наташа.
— Они лежали в постели, когда ты звонила, репетировали… Везет же некоторым, живут, как люди, — невесело пошутил Андрей.
— Не надо, Андрюша, — тихо сказала Наташа. — Я и так неловко себя чувствую, прямо хоть поднимайся да уходи…
— Извини, я не хотел огорчать тебя. Что поделаешь, если нет сил забыть тебя, привыкнуть жить без тебя… Хорошо, не буду. Знаешь, Наташа, иногда я вспоминаю прожитые годы и вижу, что многое мне так и не довелось испытать. Например, групповой секс, чтобы много было красивых, юных, голых девушек, и я был молодой и беззаботный, и чтобы мог делать с любой из них все, что хочется, или сразу с двумя, тремя… Это называется оргией.
— Какие твои годы, Андрюша, — удивляясь столь необычным рассуждениям, сказала Наташа. — Еще все можно исправить. Вот я уйду, и устроишь здесь оргию.
— Да я вообще-то не о том. Просто, когда я был молодым и совсем не беззаботным, все было как-то натужно, сложно: любовь, ревность, муки всякие, глупые размолвки, обиды. А потом наоборот, все слишком просто: приходила женщина, изображала страсть и уходила. Одна, другая, третья… сотая — чем больше, тем скучнее было в постели. И вот появилась ты. Это и была моя оргия, о которой можно вспоминать до конца жизни.