— Как?! — воскликнул Аристарх. — Ты не рада, что я наказал мерзавца, который осмелился предложить тебе такое?
Ирина пожала плечами.
— Даже не знаю, зачем это нужно было делать, — серьезно сказала она. — Я ведь отказалась, и в мыслях не было работать с этим странным Барсуковым. Если б другой режиссер или продюсер предложил роль, а с Барсуковым… Даже не знаю, зачем он стал говорить со мной об этом, понимал же — я не соглашусь.
— Наверное, знает, что и мне сейчас ничего не предлагают в кино, а в театре зарплата такая, что все время возникают у нас проблемы с наличностью. Вот и решил воспользоваться ситуацией, — предположил Аристарх.
— Но ты все равно молодец, — наконец-то похвалила его Ирина. И, снова перейдя на дурашливый тон, провозгласила: — Ты поступил как настоящий мужчина, мой дорогой Аристарх, за это я тебя сегодня вознагражу по-царски.
— Надеюсь. Я это честно заслужил.
— Ну тогда пошли, завалимся в постель. Немножко телевизор посмотрим, если удастся… — Она смущенно опустила глаза.
— А кто плащ будет стирать?
— Ты думаешь, его все же нужно стирать?
— Я бы выбросил, да жалко. Фамильная реликвия, от прадедушки достался, — пошутил Аристарх. И строго погрозил пальцем: — Но ты не вздумай засыпать до моего прихода!
— А ты, пожалуйста, стирай побыстрее.
— Как в армии, — притворно вздохнул Аристарх. — Только там старшина говорил: «Спи побыстрее, Таранов…»
Светящийся экран телевизора наполнял комнату дрожащим голубоватым светом. Аристарх привстал, опершись на локоть, откинул в сторону одеяло и замер, не в силах оторвать глаз от прекрасного женского тела, распростертого на простыне. Матово-белая кожа, казалось, сама излучала магическое свечение, привораживающее взгляд, а плавная гармония линий могла свести с ума. Почти каждый день Аристарх с жадностью разглядывал это красивое тело, олицетворение гармонии и красоты, и не мог насмотреться, и знал, что долго еще не сможет насытить свой взгляд.
Обессиленная, разгоряченная долгой, упоительной сценой страсти, Ирина лежала, раскинув руки и ноги. Дыхание ее было прерывистым, хрипловатым, длинные ресницы прикрыли голубые глаза, а сухие губы, напротив, были приоткрыты.
Аристарх смотрел, как подрагивают белые купола грудей, как передается это подрагивание плоскому животу, в низу которого живет своей жизнью пушистый островок. Он, словно единственный зеленый кустик на белом пространстве пустыни, с особенной силой притягивает взгляд, держит, не отпускает.
Женщина… Красивая женщина, любимая. Как сладостно было целовать ее умопомрачительное тело, все — от пяток до мочек ушей, как будто прикасаешься пересохшими от жажды губами к холодной, прозрачной влаге источника. И чувствовать, как оно отвечает на ласки и поцелуи: грациозно изгибается, то напрягаясь, то расслабляясь, дрожит от нетерпения, а потом бьется, трепещет, как птица, попавшая в сети, и пронзительные стоны, сопровождающие последние судороги, намного приятнее слышать, чем музыку великого Моцарта. Тишина, которая потом неизменно приходит, — самая прекрасная тишина в мире. А слова и мягкие, нежные прикосновения, возникающие в этой тишине, — просто чудо.
Иногда Аристарху приходило в голову странное сравнение: женское тело — это красивый и сложный, тонкий и нежный музыкальный инструмент, который подарит чарующую мелодию, но лишь тому, кто любит его и умеет играть. Аристарх умел. От первых объятий и поцелуев до тишины, приходящей потом, он долго и самозабвенно трогал нужные струны и клавиши прекрасного инструмента, и мелодия, звучавшая в комнате, наполняла восторгом все его существо.
Но он ни разу не сказал Ирине об этом сравнении. Опасался, вдруг не поймет, обидится. Это ведь для него, мужчины, она кажется в постели прекрасным инструментом. Для нее же все может выглядеть совсем по-другому, она ведь не играет, лишь позволяет играть ему. Правда, сегодня она превзошла все его ожидания, была такой, какой ему втайне хотелось ее видеть, но попросить об этом он не решался.
По-царски отблагодарила за то, что наказал подлеца Барсукова. Аристарх усмехнулся, чувствуя, что готов каждый день отлавливать и наказывать барсуковых, если за это его ждет награда, подобная сегодняшней.
— Холодно же, Арик, укрой меня, — попросила Ирина, открывая глаза.
Аристарх наклонился, нежно коснулся губами соска ее левой груди, потом старательно укрыл свое сокровище одеялом и лег рядом на спину. Ирина прижалась к нему, положила голову на подушку над его плечом.