Аристарх вдруг с ужасом понял, что ему придется играть самого себя. Почти самого себя. В пьесе — богатый бизнесмен, он — бедный актер. В пьесе жена устала от роскоши и бесцельного существования, пытается развлечь себя тайной связью с человеком иного круга, его жена устала от бедности и однообразия и тоже пытается развлечь себя… Господи, как же все похоже! Только он, Аристарх, не пытался вежливо, аккуратно убедить Ирку в опасности ее увлечения, он злился, кричал, просил не встречаться, угрожал… Он готов был избить непрошенного толстого гостя и сделал бы это, не будь рядом шкафообразного телохранителя!
— Ну-с, поехали! — хлопнул в ладоши Эйнштейн. — Боря!
— Зачем тебе жена, зачем тебе эта прекрасная женщина, если ты даже не знаешь, о чем она думает, что чувствует? — пылко сказал Котляров. — Ты же весь в делах, весь… в деньгах!
— А не пора ли вам расходиться, мои дорогие? — холодно сказала Шура. — Время уже позднее, я устала и хочу спать.
У Аристарха потемнело в глазах. Он увидел перед собой Степана Петровича, услышал будто бы его голос. «Зачем тебе жена, зачем тебе эта прекрасная женщина, если ты не можешь обеспечить ей достойную жизнь?..» — это, конечно же это хотел сказать толстый ублюдок! И говорил, не прямо, а намеками!
— Я убью тебя, сволочь! — со злостью сказал Аристарх.
— Нет, нет, Арик! — замахал руками Эйнштейн. — Ты должен сдерживать себя, импровизировать здесь не нужно. Ты говоришь: я знаю большее…
— Чушь собачья! — заревел Аристарх. — Беседовать в своем доме с ублюдком, который лезет к жене, — такого не бывает! Его нужно просто вышвырнуть или убить! Чтоб другим неповадно было! Уничтожить! — Он вскочил на ноги, схватил Котлярова за грудки и с такой силой тряхнул, что у Бориса перехватило дыхание. — Это моя женщина, ты понял, сука? Понял, понял?!
Он тряс Котлярова, и тот непроизвольно кивал головой, безуспешно пытаясь сказать что-то другое.
— Арик, Арик! Что с тобой? Прекрати сейчас же! — Шура ухватила его за руку, пытаясь оттащить от Котлярова.
— Прекрати?! Муж отдал тебе все, что у него есть, он верит, что ты будешь сидеть и хранить семейный очаг, пока он охотится! Потому что он вернется к нему, с добычей или без, усталый или смертельно раненный!
— Какая страсть, — пробормотал Эйнштейн. — Может быть, нам переделать пьесу?..
— А ты думаешь о своих развлечениях, о том, как бы трахнуться с негодяем, который случайно оказался рядом! Шлюха!! — Аристарх с такой силой толкнул Шуру, что она отлетела в объятия Эйнштейна, чуть не сшибла главного с ног.
— Это возмутительно! — завопил Эйнштейн. — Что ты себе позволяешь, Аристарх? Как ты смеешь?!
— Действительно, Арик, что с тобой? — с недоумением спросил Котляров, высвободившись из цепких пальцев Аристарха.
В глазах Шуры застыл ужас.
Аристарх замер, опустив голову. Потом зло усмехнулся, отчаянно махнул рукой.
— Да пошли вы все!.. — и зашагал в раздевалку.
Первым к нему подошел Котляров. Сел рядом на лавку, хлопнул приятеля по плечу, негромко сказал:
— Все будет нормально, Арик.
— Ты думаешь?
— Знаю. Сам через это прошел. Только Шуру ты зря обижаешь, она и вправду без ума от тебя. Мне кажется, если позовешь, бросит все и пойдет к тебе в шалаш.
— Кому от этого легче будет?
— Ей — точно. Ну что, успокоился? Эйнштейн обиделся, сказал, что это неслыханный провал, катастрофа, репетиция закончена, и убежал. Ты и его зря расстроил.
— Такой уж я дурак, — усмехнулся Аристарх.
В раздевалку вошла Шура, несмело приблизилась к Аристарху, опасаясь, что он снова закричит на нее.
— Прости, Шурик, — виновато сказал Аристарх. — Я… не знаю, что со мною было. Затмение нашло.
— Да ничего, Арик, это со всеми бывает, — осмелев, она села рядом, обняла его, ласково, как ребенка, погладила по голове. — Но ты был великолепен. Боря сказал, что репетиция закончена. Я могу тебя подбросить… куда скажешь.
Аристарх пожал плечами.
— А теперь, Шурик, меня прости, — сказал Котляров. — Но этому парню нужно немного расслабиться, забыть о женщинах вообще. Не навсегда, конечно, на денек-другой. Можешь забросить нас ко мне?
— Ты едешь к Борису, Арик?
— Да, — сказал Аристарх, поднимаясь.
— Как хочешь, — пожала плечами Шура. — Ну пошли, ребята, я, так уж и быть, послужу вам таксистом. Или — таксисткой?
— Эмансипация, — развел руками Котляров.