— Вы же про кошку спрашивали… Этой самодельной бомбой даже кошку не убьёшь.
Палладьев кивнул: не убьёшь. Но хотели не убить, а запугать.
6
В своих делах я опять выгадал окошко, чтобы сходить в школу.
По-моему, есть некоторый парадокс. В школе учат наукам, добру, прекрасному, любви… И выпускают в жизнь, где деньги, автомобили, мат, секс… Получается, что в школе вроде бы не тому учат: вернее, не учат главному — образу современной жизни.
Впрочем, ошибаюсь. Современность меня встретила уже на пороге в лице плотного охранника. Она, современность, уже давно здесь хозяйничала. Над кабинетом директора висела большая лучезарная икона. За спинами ребят какие-то рюкзачки. Девочки в серёжках и браслетиках. У всех мобильники…
— Где найти Петю Сурова? — спросил я у пробегавшего мальчишки.
— Наверное, в классе информатики.
Вот она современность: когда я учился, компьютеров ещё не придумали. Но в этом классе Петьки не было. Уроки кончались, заработали различные кружки… Не ушёл ли он домой?
— Петька в туалете, — радостно сообщил пацан.
— Он сейчас выйдет?
— Нет, не выйдет.
— Живот болит?
— Ничего у него не болит.
— Курит, что ли?
— Он не умеет.
— Тогда почему же не выйдет?
— Яйца давит.
Пока я осознавал это загадочное дело, мой информатор убежал. Мне ничего не оставалось, как самому пройти в туалет…
На полу была расстелена газета, вымазанная сырыми битыми яйцами и усеянная толчёной скорлупой. Мальчишка с закатанными брюками, молотил по ней пятками, подбираясь к трём целым яйцам, лежащим на краю.
— Он спятил? — поинтересовался я у смотревших ребят.
— Ставит опыт, — сказал один.
— Учится, — поправил другой.
— Поставить рекорд, — объяснил третий.
Увидев меня, Петька перестал топтать яйца, сгрёб газету и спустил в унитаз. Затем молча задрал ноги до раковины, смыл с них желток, вытер пятки носками, сунул их в карманы, напялил ботинки на мокрые ступни и нехотя сказал мне:
— Больше не буду.
— Яйца кончились, — подсказал кто-то.
— Петя, я к тебе по другому вопросу.
Мы отошли в дальний угол коридора. По какому-то неведомому мне сигналу школьники схлынули. У окна был низкий и широкий подоконник. Мы сели.
— Петя, я к тебе обращаюсь по делу.
— Лерка рассказала?
Следователь — любитель тайн. По-моему, их ценность не в значимости информации, а в степени загадочности. Хочу сказать, что, к примеру, полёт на Марс мне так же интересен, как и цель Петьки, топтавшего куриные яйца.
— Петя, того… яичницу хотел сделать?
— Кто же в туалете яичницы делает? — удивился мальчишка.
— Тогда зачем давил?
— Не давил.
— Я же сам видел…
— Ходил по ним.
— Зачем?
— Хочу повторить рекорд.
— Какой?
— Человек в Африке ходит по сырым яйцам и не давит.
— Наверное, по варёным.
— Нет, записано в рекорды Гиннеса. Я понял, что с такими фантазёрами мне до правды не докопаться. Если Лера сочинила летающую тарелку, то этот Петя выдаст порцию зарубежной фантастики. Нашествие каких-нибудь ящеров или гигантских клопов.
— Пётр, наверное, мечтаешь стать писателем-фантастом?
— Нет, буду генетиком.
— Хочешь продлить жизнь человека?
— Нет, хочу вывести корову.
— Они вроде бы уже есть.
— А я выведу корову, которая будет доиться не простым молоком.
— А каким?
— Сгущёнкой.
— Неплохо, — согласился я. — Но как это сделать? Чьи же гены пересадишь корове?
— Гены сахарной свёклы.
— Ага.
— Можно проще: кормить коров только сахарной свёклой.
— А может, просто сахаром?
— Экономически не выгодно.
Я обдумывал вариант с коровой — выгодно ли экономически. В его возрасте я таких слов, как «экономически», не знал. Уж наверняка не употреблял. Петька ждал моей оценки. Круглая голова казалась упрямой. Видимо, за счёт щетинистых волос, которые, похоже, не пригладить и утюгом. Глаза блестят с вызовом: готов доказывать про корову.
Я вздохнул. Не потому, что такой мальчишка мог сочинить не только летающую тарелку, но и чайник с самоваром… Вздохнул, потому что представил, как этот Петька вырастет и утонет в долларах, автомобилях, коттеджах, турах на экзотические острова. И останется его корова пощипывать травку и не будет доиться сгущённым молоком.
— Петька, ты придумал про летающую тарелку?
— В газетах писали, — буркнул он, отворачиваясь.