— Почему?
— Потому что ты можешь убежать, а дерево нет.
— Природы много.
— Много? А знаешь, что в нашем городе пропали воробьи? В речушку под Рыбинском ударила молния — речка загорелась. Настолько вода была насыщена нефтепродуктами…
Лицо мальчишки тускнело. Экология — не его тема. И к чему я завёл этот тяжёлый разговор? Надо говорить о том, что интересует современную молодёжь. И, покопавшись в памяти, я сообщил:
— Петька, Интернет-то отмирает.
— Как может отмереть?
— Изжил себя. Файлы надо перекачивать скорее… Уже идёт развитие Интернета-2. А слышал, что фирма IBM учит компьютеры размножаться?
Я ждал удивления, но Петька скривил губы пренебрежительно.
Неужели давить в туалете босыми ногами сырые яйца ему интереснее? Он объяснил:
— Вы это всё прочли?
— Естественно.
— А я хочу сам.
— Что сам?
— Открыть и проверить. Ну да, вывести корову, которая доится сгущённым молоком. Я вздохнул: связался чёрт с младенцем. Но младенец, хмыкнув носом, хитренько спросил:
— А если музыка из-под земли?
— Не понял…
— Играет под землёй. Значит, что?
— Какая музыка, из-под какой земли, где?
— На пустыре, за железной дорогой.
— Выдумал?
— Честное слово. Поедемте…
— Куда?
— На пустырь. В деле о пикнике открывалось новое обстоятельство.
Я имею в виду фотографию Тамары Леонидовны, изъятую на квартире физика. Эта фотография вывела следствие из тупика. Если учитель физики преступник, то ясно, почему он пустился в бега и почему ребята молчат о событиях на лужайке. О нём, о физике, я и намеревался расспросить Петьку. А не пустырь… Впрочем, на этом пустыре мальчишка станет разговорчивее.
Я глянул в окно. Машина прокуратуры была на месте. Значит, пока свободна.
— Поехали. Но если ты выдумал, то я тебя арестую.
— Ага, — согласился Петька.
15
Водитель нашей ведомственной машины знал не только город, но и всё вокруг него. Впрочем, пустырь лежал на стыке двух районов, которые боролись за это отменное под застройку место размером в несколько футбольных полей. Оставив машину на дороге, мы с Петькой двинулись по пустырю.
Фантастическое место. Пока власти спорили, народ из ближайших домов пустырь осваивал. Скелеты шкафов, остовы холодильников, детские коляски, ванны, унитазы… Какой же пустырь? Это свалка.
— Петька, что ты здесь делал?
— В футбол с ребятами играл.
Он показал на довольно-таки ровную площадку. Я решил, что мы пришли, но Петька вёл меня дальше. За холмы мусора и за баррикады вспоротых матрасов. Задержался он на другом краю пустыря, у груды изношенных покрышек:
— Здесь.
— Что здесь?
— Надо ждать.
— Сколько?
— Не знаю. Только не разговаривать.
Я сел на покрышки. Юморная ситуация. В прокуратуре у меня дел невпроворот, угнал и держу машину, канцелярию не предупредил, прокурору не сказал — уселся на покрышки и разглядываю дырявое ведро. Можно звякнуть по мобильнику, но Петька разговоры запретил. Я перевёл взгляд с ведра на Петьку.
Лицо значительно. Губы сжаты, лоб нахмурен, глаза округлены. Смотрит, между прочим, тоже на дырявое ведро. Кто из него вырастет? Пустой малый, фантазёр, бездельник, трепач?…
Ничего подобного. Из него может выйти учёный, художник и писатель. Я вспомнил слова Эйнштейна, когда-то меня поразившие: «Воображение важнее знаний». Отменная мысль, потому что любое творчество держится на воображении, потому что я встречал людей многознающих, но без капли воображения и так ничего и не создавших, потому что даже теоретическая наука не обходится без воображения и прибегает к наглядности, как, скажем, молекулярное моделирование…
Но какого чёрта я сижу на этом пустыре? Надо быть человеком без всякого воображения…
Что-то пискнуло. И ещё, и ещё… Птица? Я глянул на Петьку: пищал явно не он, потому что тоже озирался. После очередного писка звук показался мне знакомым. Петька уже не озирался, а взглядом показывал мне на землю. Вернее, на ложбину, заваленную сухими ветка: и жухлой травой. Я подошёл…
И оттуда, из-под веток, из-под мусора грянула музыка. «Застольная» из Травиаты. Я отпрянул, словно заглянул в бездну. Опера из-под земли…
Мы стояли над ямой, пока музыка не оборвалась. И тогда первоначальные писки как бы сложились у меня в ясную мысль. Я больно потрепал жёсткие Петькины волос:
— Братец, ты заигрался!
— Чего?
— Там лежит мобильник.
— Похоже.
— Ты положил?
— Я не шизик.