— Джессика, это ты? — (Я не узнала голос матушки Карен.) — Джессика? Так темно, мне плохо тебя слышно.
Это была не Карен. У меня ноги подкосились, когда я узнала этот голос.
— Тетя Вики? — с трудом выдавила я.
— Джессика, я так долго тебя ждала. Когда ты ко мне приедешь? Здесь так холодно, и змеи не дают мне покоя…
Я выключила телефон и с дрожью уставилась на него. Тетя Виктория умерла пять лет назад; она отравила своего неверного мужа, Билла, крысиным ядом, а потом выпила бутылку джина со снотворным, рыдая над его телом.
Я нашла их трупы через четыре дня, когда забеспокоилась, что никто не подходит к телефону. Мухи нашли их гораздо раньше. Я всячески старалась забыть ту картину.
Я снова включила телефон. На экране загорелись отнюдь не английские буквы: больше всего они напоминали татуировки Купера, символы нечеловеческого языка, — он говорил, что видел их во сне.
— О черт, — прошептала я.
Смоки все рос, менялся. Его тело сильно вытянулось, у него появилась третья пара когтистых лап. Кожа лопалась, белая шкура висела окровавленными клочками на раздувающейся серой чешуе.
От паники меня затрясло. Боль в голове мешала сосредоточиться. Я понятия не имела, что надо делать. Грянул гром, и на землю упали первые капли дождя.
«Я помогу, — сказал кто-то у меня в голове. — Выпусти меня из машины, и я помогу».
Хорек? Я не ожидала, что он заговорит так рано.
Я опустила мобильный обратно в карман и побежала к «линкольну».
— Держись! — крикнула я в надежде, что хорек меня поймет. — Я сейчас переверну машину.
Я произнесла слово на языке давно вымершего племени — оно обозначало переворачивание черепахи или жука на ноги. В висках снова застучало, но я не обращала внимания. Еще не время падать в обморок.
«Линкольн» крякнул и встал на колеса. Через секунду из окна высунулась голова хорька.
Я подбежала к машине и начала отвязывать поводок, в то же время судорожно вспоминая, что надо делать с только что проснувшимися способностями фамильяра. Если верить Куперу, фамильяры могли обладать огромными познаниями, служить этакими мохнатыми магическими энциклопедиями — если только вам повезет заполучить опытного друга. Если же мой окажется таким же начинающим чародеем, как и я, нас ждет «Волшебство для чайников».
Едва я освободила его от шлейки, хорек вскарабкался по дверце на крышу машины, так что мы оказались нос к носу.
— Ты понимаешь, что происходит? — спросила я.
«Его истинное тело прорывается в наше измерение», — ответил хорек, уставившись во все глаза на чудовищный облик Смоки. Голос у хорька был как у энтузиаста-библиотекаря средних лет. Хоть в чем-то мне повезло.
— Его что?
«Тело этого животного — это всего лишь оболочка для моего сознания. Я не хорек, и существо, которое обитало в теле Смоки, вовсе не симпатичный песик. Если не ошибаюсь, он обретает свою настоящую форму».
У хорька обнаружился небольшой акцент. Канадский библиотекарь.
— Но зачем?
«Очевидно, его изменило идущее из портала волшебство».
— Но как? — Я осознала, что веду себя как трехлетний ребенок.
«Я бы осмелился предположить, что это последствия того волшебства, из-за которого открылся портал».
— То есть ты просто пытаешься сказать заумными словами, что не знаешь? — От боли я становилась язвительнее, чем обычно.
Хорек с обиженным видом отшатнулся.
«Должен признать, что никогда не сталкивался ни с чем подобным, но я вполне способен делать выводы на основе увиденного».
Дождь лил все сильнее; похоже, мы с Купером вызвали настоящий потоп.
— Почему же меня не задело?
«Ты же не являешься превращенным существом наподобие нас, фамильяров. Плохо контролируемая магия портала неизбежно скажется на нас; мне очень повезло, что я находился достаточно далеко».
— А ты кто? — спросила я. — Какая у тебя настоящая форма?
Хорек заморгал:
«Тебе может… не понравиться. Я боюсь показаться тебе совсем чужим».
— Как это — чужим?
Хорек неловко зашаркал лапами.
«Может, я лучше расскажу тебе потом, когда мы познакомимся поближе? Я был фамильяром более трех сотен лет, и в течение долгой службы мне встречалось немало людей, имеющих предубеждения…»
— Ладно, как скажешь. — Я примирительно подняла руки. У нас и правда не было времени на споры. Кем бы он ни оказался, он мой, по крайней мере пока. — Как тебя зовут?
«На вашем языке меня зовут Палимпсест. Ты можешь называть меня Пал».
Смоки заревел. Он вырос до огромных размеров: покрытое чешуей тело вытянулось до двадцати футов, и если бы он встал на три пары когтистых лап, то, думаю, сравнялся бы в росте со мной. Его длинный хвост покрывала острая даже на вид чешуя. Красноглазая морда больше походила на крокодилью, чем на собачью, а в пасти красовались змеиные зубы с ладонь длиной.