Но иногда ничего не бывает. Ровным счетом — ничего. А в самой природе возникает нечто, что заставляет сжиматься сердце в тревожном предчувствии.
Вот и сегодня сумеречный лунный свет осветил единственную улицу вагон-городка сто тридцать первой механизированной колонны зыбким тревожным светом. Он, этот свет, забрался во все закоулки меж домами, посеребрил тревожно-волшебной фосфоресцирующей краской стены и крыши вагончиков, разлился мертвенной бледностью по холмистым рельефам сугробов, превращая их в заколдованные фигуры диких и страшных лесных зверей.
Этот вечер принес ощущение зыбкости и неустойчивости, эфемерности всего земного перед тайными и непостижимыми глубинами мироздания.
И даже воздух — обычный северный морозный воздух — и тот стал зыбок и нереален.
Но что это?
Где-то далеко залаяла собака.
Простучала автоматная очередь.
Прочертила ночное небо угасающая ракета.
А скорее всего, это нам привиделось и прислышалось. Это нам показалось.
И все-таки он появился — человек в телогрейке. Крадучись прошел вдоль стены, прислушался, осторожно заглянул в окно. Будто бы тонкий лучик света повторил путь его взгляда; от стенки к стенке, от кровати к кровати. Пусто… Нет, на одной из них спит Баранчук — лицом к стене. А над его головой, на гвозде, крест-накрест — ружье и гитара. Удача!
И тогда человек в телогрейке вошел в дом. Двигаясь бесшумно и осторожно, он приблизился к спящему и, протянув руку, медленно стал снимать со стены ружье. Он почти уже снял его, но скованные морозом пальцы утеряли былую гибкость и задели струны гитары. Раздался фальшивый звук, такой же, как и тогда, когда к гитаре прикасался Смирницкий. Человек в телогрейке спиной попятился к двери, держа ружье наготове, стволами на Баранчука, не спуская со спящего глаз.
И тогда Баранчук проснулся. Он сел на постели… и все понял. Так они и застыли: Баранчук — полусонный, безоружный, не узнающий в этой жуткой фигуре своего приятеля, и Зот Шабалин, стоящий уже у самой двери, готовый вот-вот уйти.
Но бесшумно открылась, дверь, и на пороге возник Смирницкий. Он стремительно прошел мимо человека в телогрейке, прикрытого распахнутой дверью, остановился перед Баранчуком, улыбаясь, не ощущая спиной опасности, желая что-то сказать, а может быть, попрощаться. Однако, наткнувшись на каменное лицо Баранчука, Смирницкий понял, что происходит что-то необычное. И тогда он стал медленно поворачиваться, а навстречу ему поднимались спаренные ружейные стволы. И вот тут-то Смирницкий увидел два черных зрачка, глядящих ему прямо в лоб. Он не дернулся, не вскрикнул — он просто закаменел, не в силах пошевелиться или что-то сказать…
Два человека — это было уже много для Зота Шабалина. Его нервы, взвинченные побегом, преследованием и голодом, стали сдавать. Короче, он был готов к выстрелу. Но ему еще кое-что было нужно в этом вагончике. Он потянулся к полке с консервами и, не спуская лихорадочных глаз с Баранчука и Смирницкого, левой рукой стал заталкивать банки в карманы, зажав в правой подрагивающее ружье. Потом он ткнул стволами в Смирницкого и неслышно произнес одно слово, едва пошевелив губами.
Но Смирницкий понял: «Снимай». Путаясь непослушными пальцами в пуговицах, он торопливо стал стаскивать полушубок. И тут Зот Шабалин совершил ошибку…
На полке оставалась еще одна банка консервов. Лишь на долю секунды скосил на нее глаза Зот, скосил… и потянулся почерневшими пальцами…
И тогда Баранчук прыгнул…
В этом длинном сумасшедшем прыжке он успел сбить на пол Смирницкого, так и не выбравшегося из полушубка за все долгие секунды этой немой сцены. И сразу же в призрачной белесой полутьме один за другим прогрохотали два выстрела, загремела опрокидываемая мебель, кто-то приглушенно вскрикнул…
Старший наряда прапорщик Букин вместе с напарником медленно катились в кабине МАЗа по главной и единственной улице вагон-городка. Работы на этом участке трассы сворачивались, и Стародубцев по просьбе Букина безболезненно выделил им машину. Это было целесообразно по трем причинам: во-первых, почти во всех случаях жизни колеса быстрее, чем ноги; во-вторых, такой камуфляж позволял осуществлять патрулирование, не привлекая к себе внимания; и, в-третьих (до этого додумался молоденький напарник Букина, за что и получил тут же кличку Карацупа), они из этой машины пару раз устраивали на трассе приманку — вроде бы бросали ее на время. А ведь скажи им, что Зот Шабалин однажды чуть не клюнул на это, вот бы удивились ребята. Не додумались они оставить на сиденье ружье, какой-нибудь «ТОЗ» или «ИЖ», разумеется незаряженный, — неизвестно, что бы из этого вышло.