И вот, «фланируя» по улицам вагон-городка, покуривая в теплой кабине, все-таки засек боковым зрением прапорщик Букин какую-то тень, мелькнувшую у окна шестого вагончика, а затем проскользнувшую в дверь. В общем-то, ничего особенного, подумаешь, кто-то вошел в дом. Вот и сейчас туда прошел этот бывший корреспондент из Москвы. И все-таки предчувствие чего-то нехорошего словно толкнуло в бок бывалого прапорщика. Он еще помедлил секунду-другую, а потом сделал знак напарнику остановиться.
— Пошли, Карацупа, — тихо приказал старший наряда. — В крайнем случае, извинимся, спросим какого-нибудь Васю.
И незаметно, как бы стыдясь самого себя — к чему, мол, такая предосторожность, — старший наряда прапорщик Букин одним движением пальца снял пистолет с предохранителя, не вынимая руки из кармана полушубка.
Они уже были на крыльце, когда в доме прогрохотали два выстрела…
Эти выстрелы слышат в кабинете Стародубцева. И тогда все бросаются к дверям — яростные, решительные, молчаливые люди. Вот они бегут через дорогу, врываются в вагончик, и, когда за последним из них захлопывается дверь, в доме зажигается свет.
Но не первыми приходят на помощь друзья во главе с полковником запаса, нет, не первыми. Под полусбитой перекосившейся полкой скорчившись сидит Шабалин, на его грязных запястьях тускло поблескивают «браслеты», глаза потухли, опустошенное лицо, кроме боли и злобы, ничего не выражает. А над ним, еще тяжело дыша, возвышаются двое ребят, обученные военные — прапорщик Букин и молодой ефрейтор по прозвищу Карацупа — в полушубках, похожие на самых обычных шоферов.
А на полу на коленях стоит Смирницкий и держит полулежащего на его руках Баранчука. Люди окружают их, и тогда Баранчук открывает глаза. Он улыбается, этот странный водитель, и, с трудом подняв руку, слабо шевелит пальцами, мол, все нормально, ничего из ряда вон выходящего не произошло.
Расталкивая всех, к Баранчуку бросается Паша. Она становится на колени, склоняется над ним, слёзы, беззвучные слезы текут по Пашкиному лицу и капают на нос Баранчуку. Он морщится, неловко улыбается:
— Да брось ты, дурашка. Все в порядке.
Прапорщик Букин от двери бросает индивидуальный пакет прямо на колени Баранчуку.
— Перевяжите его, — говорит он. — Вроде плечо зацепило немного.
— Орлов! — рычит Стародубцев. — Вовка!
— Здесь я! — подскакивает радист.
— Беги на рацию. Вызывай вертолет с врачом! Срочно! Из Октябрьского! И все дела…
— Не надо, товарищ полковник, я уже вызвал, — говорит Букин.
В это время Паша заканчивает перевязку Баранчука: она разорвала на нем рубашку и довольно умело, продезинфицировав рану, затянула на плече бинт.
— Вы не ранены, товарищ корреспондент? — участливо спрашивает Стародубцев у Смирницкого.
— Нет, — отвечает Смирницкий глухо.
Из угла, из-под скошенной полки, переполненные ненавистью глаза обращены на Баранчука, и оттуда же доносится сдавленный от ярости голос:
— Г-гад! С-сука! Жаль, не добил я тебя… Баранчук.
Эдуард с изумлением вглядывается в бородатое перекошенное лицо.
— Шабалин?! Это ты, Шабалин?
Зот щерит в оскале и сейчас еще белые ослепительные зубы, криво усмехается:
— Я… кто ж еще. Ничего, на том свете свидимся!
Этот голос знаком и Паше, она оборачивается, и дикий нечеловеческий вопль прорезает комнату.
— А-а-а! — рычит Шабалин и протягивает к ней грязные скрюченные руки в наручниках.
Она отшатывается.
— По-ли-на, — шепчет он побелевшими губами. — По-ли-на!
Следующим утром на своем «уазике» в жилгородок сто тридцать первой мехколонны прибывает Алексей Иванович Трубников. Его встречает Стародубцев, извещенный заранее по радио, и они с уважением пожимают друг другу руки.
— Как дела? Как здоровье? — спрашивает Трубников.
— Нормальный ход, — расправляет усы Стародубцев, он-то знает, зачем пожаловал секретарь райкома: будет награды вручать перед передислокацией.
— Пойдем, Виктор Васильевич, покажешь своего героя. Хочу с ним познакомиться.
— Так вы уже знаете? — удивляется Стародубцев.
— А чего тут странного? — смеется Трубников. — По дороге сообщили. Кто же, как не секретарь райкома, должен знать?
— Ну да, конечно, — соглашается Виктор Васильевич. — Мы перед вами, как на ладони…