— Феликс, там прямо перед носом какая-то огромная хреновина!
По кораблику прокатился гул смеха. Я сначала даже не задумался, кто это смеется и почему. Феликс потребовал доложить по форме. Ей Богу, не помню, что это было такое и что было дальше. Но вскоре я осваивал другую, еще более ответственную профессию — штурвального.
Нет, передо мной было не то огромное колесо, которое видел в кино и на картинках. Маленький круглый автоматический штурвальчик, меньше донышка сковородки, в верхней части — шкала. По команде капитана — сам моря не видел — крутил колесико, меняя курс.
— Медленно катиться вправо!
— Есть, медленно катиться! — А сам ржу и добавляю что-то по поводу того, куда «катиться». И опять по кораблю пророкотал смех.
Около меня стоял настоящий штурвальный. Я предложил ему разделить обязанности: мол, я буду крутить колесико, а ты — отвечать капитану. Он говорит, что так не положено. Пока торговались, я как-то упустил из поля зрения нолик, который там, на шкале, служит точкой отсчета градусов. Покрутил в одну сторону — нет нолика, покрутил в другую — тоже нет. В голову пришла гениальная мысль: крутить в одну сторону до тех пор, пока он не появится, ему же некуда деваться! Так и сделал. Тогда с мостика по трансляции услышал отчаянный вопль Васи Давыдченкова:
— Сашка, балда, корабль потопишь!
Мне как-то и в голову не пришло, что корабль в это время выписывает крутую дугу! Ну, разорвалась в уме связь штурвальчика с движением корабля, тем более что я, как уже сказал, ничего не видел, ни моря, ни берегов.
В завершение этого обучения новой профессии капитан объявил мне благодарность за отличную службу. Сказал, что из меня получится настоящий штурвальный, только надо плавать подальше от берега, где больше простора для любых маневров.
Когда я снова вылез на мостик, мы подходили к берегу, к какому-то причалу. Я вякнул:
— Уже приплыли?!
— Саша, плавает то, что знаешь, в проруби. А мы пришли, моряк ходит по морю.
Пока ответить мне было нечего, но какая-то озорная мысль в голове уже мелькнула. Когда, высадив одного начальника заставы, мы отходили от берега, я спросил капитана:
— Феликс, что там сигналят флажками?
— Счастливого плавания!
— Это кому?
— Мне! — в ответе я не сомневался, капитан не скажет «коллективу корабля» (смешно, между прочим, звучит) или кораблю, он всегда идентифицирует корабль с собой.
— Так Феликс, значит, ты это. То, что плавает?!
И опять хохот по кораблю. Тут уже я спросил, почему они — экипаж, начальники застав, которых развозим, хохочут? Феликс ответил, что он специально включил трансляцию нашего трепа по всему кораблю, чтобы народ не скучал. По просьбе ребят рассказать новые московские анекдоты начали трепаться во всю силу. Я в то время как раз анекдоты собирал, записывал их, к чему меня побудила случайно попавшая в руки книжка последних годов 19 века, поэтому не одни сутки подряд мог рассказывать байки, не повторяясь.
Утром следующего дня проснулся с каким-то непонятным чувством дискомфорта. Спал, между прочим, в авоське или, может, гамаке, приделанном к внутренней боковой стенке корабля. Дискомфорт явно возникал оттого, что-то ноги мои задирались много выше головы, то я оказывался в своей авоське почти стоя. Килевая качка. Да еще и с боку на бок валяло. Поднялся поскорее, но стены вокруг меня тоже упражнялись в изобретении оригинальных поз, словно пытаясь выйти из трехмерного пространства в четырехмерное или даже пяти — черт их знает, но от этого здорово мутило, ну, и вчерашний спиртик, враг «унутренний», видимо, тому способствовал. Захотелось на воздух. Около трапа меня остановили матросы и ловко облачили в очень удобную и теплую куртку, штормовкой она, кажется, называется, упаковали аж с головой. Это оказалось совсем не лишним: к моему удивлению, в противоположность вчерашнему вечеру сегодня шел снег, дул сильный ветер, а кораблик наш, как попало, швыряли здоровенные волны. Шторм с метелью. И на палубе меня продолжало мутить. Я вспомнил вычитанный где-то рецепт спасения в такой ситуации: встать посредине корабля и переваливаться с ноги на ногу, делая вид, будто это ты раскачиваешь корабль. Попробовал — просто замечательно, муть сразу прошла. Стою, качаю. Качаю и качаю. Через некоторое время мысль: и сколько так трудиться? До вечера, когда придем в порт?