Газеты в период между октябрем 1964 года и мартом 1965 в большинстве своем очень осторожно высказывались на экономические и управленческие темы. После мартовского пленума ЦК и до сентябрьского тоже еще не все развернулись как следует. Может быть, «Советская Россия» в каком-то смысле была исключением, во всяком случае, я помню, как Лисичкин, в то время возглавлявший сельхозотдел в «Известиях», завидовал тому, что нам удавалось печатать, удивлялся решительности Зародова.
Однажды я был в командировке на Кубани и в Ростовской области. В Краснодаре, в гостинице случайно встретился с Владимиром Григорьевичем Венжером, известным экономистом. Сидя в его номере, мы, наверное, несколько часов обсуждали проблемы «хозяйственного механизма», как тогда выражались. Многое из того, что говорил Венжер, было для меня в новинку, поразило своей простотой. Он считал, например, что колхозам не надо ничего планировать, надо просто задать им уровень цен, сказать, что молоко государство может покупать по такой-то цене, мясо — по такой-то, пшеницу — по такой-то, и колхоз сам решит, что же ему производить, чтобы производство было рентабельным. Если «наверху» сведут все предложения воедино и окажется, что каких-то продуктов будет недостаточно, то на них придется поднять закупочные цены. А если производство станет рентабельным, люди станут хорошо работать, и молока, мяса, зерна мы получим больше. Если же колхозу спускается план, то есть «сверху» определяется, что он должен производить, логично дать ему самому возможность назначить цены. Председатель скажет: могу производить даже бананы, но для этого придется построить теплицу, и банан обойдется в такую-то цену, покупайте его у меня по такой цене. Когда же председателю «спускают» сверху и план и цены, он оказывается в положении человека, которому связали руки-ноги и требуют, чтобы он быстро бежал.
Сейчас все это кажется примитивным, но тогда простота, даже упрощенность представлений об экономике, ее механизмах была нужна, чтобы преодолеть бездну догматических представлений о преимуществах планово-директивной экономики, бездну сложившихся стереотипов. И Венжер, так же, как и Александр Михайлович Бирман, Лев Абрамович Леонтьев, некоторые другие экономисты были не только специалистами, создавшими вокруг себя научную школу, но и пропагандистами экономических идей в массах. Они, как правило, умели хорошо писать, но, к сожалению, их не очень-то печатали.
Вернувшись из командировки, я написал две статьи, которые назывались «Аккорд и люди» и «Логика перемен», в подзаголовке их стояло «Раздумья в пути». На основе наблюдений в колхозах Ростовской области и Краснодарского края я писал о противоречиях, которые сковывают развитие сельскохозяйственного производства. Рассказал и о своей встрече с Венжером, о его идеях, поддерживая их и размышляя над ними.
Надо сказать, что имя Венжера в то время просто не упоминалось в печати, было как бы под запретом. В свое время он стал известен, написав вместе со своей супругой Саниной письмо Сталину, на которое тот и ответил в приложении к брошюре «Экономические проблемы социализма», дал не очень жесткую, но все же отповедь их идеям. Уже тогда возникли сложности в положении Владимира Григорьевича. Потом он умудрился как-то не угодить Хрущеву, а новые власти еще не определили к нему своего отношения. Поэтому Зародов усомнился в самой возможности публикации в газете идей Венжера, даже упоминания его имени.
— Ты поезжай с чем-нибудь к Карлову, — сказал мне Константин Иванович, — найди возможность аккуратно заговорить о своих заметках, покажи их, попроси прочесть…
Карлов заведовал в то время сельскохозяйственным отделом Бюро ЦК КПСС по РСФСР, и считалось естественным, что я пойду к нему посоветоваться по каким-то проблемам. Но я не стал мудрить с предлогом для визита, взял гранки своих набранных уже путевых заметок, явился в отдел и прямо попросил прочесть статью: мол, хотелось бы мне, и не только мне, Константину Ивановичу тоже, посоветоваться о том, что тут пишется. Карлов взглянул на гранки, повертел в руках, потом спросил: