Что касается замечаний авторов записки по отдельным статьям, опубликованным в «Правде», то, говорилось в ответе редакции, в большинстве своем они «не аргументированы, содержат неточности, а в ряде случаев искажения». Далее со всей скрупулезностью это доказывалось. Один за другим, последовательно разбирались и отметались лихие наскоки критиков, была довольно убедительно показана, во-первых, консервативность их позиций, во-вторых, — безграмотность.
Продолжая анализ в таком же примерно духе, редакция подводила к следующему выводу:
«Таким образом, авторы записки, предъявляющие ряд неосновательных претензий «Правде», на наш взгляд, допускают неправильное толкование некоторых важнейших положений экономической политики партии в сельском хозяйстве, дают органам печати теоретически необоснованные рекомендации, ориентируют на свертывание творческих поисков в области экономики, утверждая монопольное положение в печати определенных, порой явно устаревших взглядов на экономические процессы… Тот, кто хотел бы вернуться назад, к административным методам руководства, к отрицанию научных принципов в планировании и, прежде всего, необходимости опираться в централизованном плановом руководстве на инициативу масс, тот неизбежно стал бы тормозить развитие сельского хозяйства, исторически важную работу, начатую партией».
Говоря, что партия этого «хочет», а этого «не хочет», при этом говоря совершенно противоположное, обе стороны по-своему были правы. Они невольно демонстрировали то, что с началом «перестройки» стало совершенно очевидным: уже к тому времени КПСС не была идейно единой организацией. Она состояла, по меньшей мере, из трех или четырех «партий». Горбачева многие упрекали, что он в свое время, в частности на последнем съезде КПСС, напрасно не пошел на сознательный раскол. Он в частных беседах сознавался, что само слово «раскол» вызывало в нем неприятие. Понятно: нас всех учили, что «раскол» — это не хорошо…
После того, как наша записка была отправлена в ЦК, ответ был получен очень быстро. Зимянину позвонил Кулаков и в резкой форме потребовал, чтобы «Правда» забрала свою записку обратно. Зимянин, судя по его рассказу, возражал достаточно упрямо, заметив, что не мы были инициаторами полемики и согласился забрать свою записку лишь при условии, если заберет свою и Кулаков. Надо сказать, Федор Давыдович обратил внимание Зимянина на то, что документ написал не он. Ему принадлежала только «сопроводиловка». Сам он, дескать, занимал объективистскую позицию. Может быть, в этом была даже доля правды. Мне кажется, что его впутали в историю те же люди, Панников, Голиков, Заколупин, а может быть и другие, в том числе «ученые», которые гуртовались вокруг этой компании.
Нам говорили, что Кулакова «достали» довольно убедительные и обидные наши обвинения руководимого им сельхозотдела в экономической безграмотности. А это нам, и правда, удалось показать.
Обе записки были отозваны. Мы, можно сказать, праздновали победу. Но и это была пиррова победа. Для начала Лисичкина перестали печатать в «Правде». Просто откровенно было сказано, что любая его публикация вызовет большие неприятности, и Лисичкин либо писал передовые статьи, либо организовывал авторские материалы. Но и тут не всегда везло.
Помнится, он был в Узбекистане, в знаменитом колхозе «Политотдел», что славился своим богатством, футбольной командой класса «А» и симфоническим оркестром. Геннадий подготовил статью председателя колхоза Ман Гым Хвана, содержавшую критику, не очень уж и забористую, даже не в адрес конкретных лиц, а скорее критику некоторых общих порядков, некоторых отступлений от принципов экономической реформы. Мы набрали эту статью и послали на согласование Хвану, однако, прежде она попала к местному корреспонденту «Правды», а от него, человека, видимо, зависевшего от рашидовской компании — к руководящим деятелям ЦК Компартии Узбекистана. Оттуда последовал грозный окрик, грозный протест. На Лисичкина посыпались обвинения черт-те в чем. Но что самое примечательное — на имя главного редактора «Правды» пришло письмо самого Хвана, в котором он обвинял Лисичкина в том, что тот якобы сам «состряпал» статью и переврал все, что говорил Хван. Надо сказать, что Геннадию Степановичу пришлось бы совсем туго, если бы, во-первых, в блокноте под записанным текстом не стояла подпись Хвана, а во- вторых, если бы через некоторое время не пришло письмо от него же самому Лисичкину! Хван извинялся (!) за свое опровержение и писал, что иначе он поступить не мог, так как ему пришлось бы плохо. Нас это просто потрясло. Это Хван, который в кругу журналистов на вопрос, что нужно сделать для подъема сельского хозяйства, ответил ставшей крылатой фразой: «три года не руководить»! Герой социалистического труда, знаменит, казалось, больше, чем сам товарищ Рашидов, и чего-то боится! Сейчас-то уже очень легко понять, почему он так поступил. Мог и погибнуть в тюрьме, как Иван Никифорович Худенко. А в то время это казалось удивительным, и защищаться Лисичкину, надо сказать, было нелегко.