Рита тоже начала работу в лаборатории, сначала на добровольных началах, а затем в должности младшего научного сотрудника. В Обнинске для биологов и биохимиков не было альтернативных возможностей трудоустройства, поэтому «семейственность» не преследовалась.
В июне 1964 года Лысенко потерпел крупное поражение при попытке обеспечить избрание двух своих преданных сотрудников – Н. И. Нуждина в действительные члены и В. Н. Ремесло в члены-корреспонденты Академии наук СССР. При обсуждении кандидатуры Нуждина (его представил академик Н. В. Цицин) на общем собрании АН СССР, состоявшемся 26 июня, против его избрания выступили академики В. А. Энгельгардт, И. Е. Тамм и, неожиданно для всех, притом очень темпераментно, А. Д. Сахаров. Андрей Дмитриевич был в то время малоизвестным физиком, так как работал в глубоко засекреченном институте в Горьковской области, который занимался разработкой моделей водородной бомбы. Он был трижды Героем Социалистического Труда, но о его наградах и званиях, включая и избрание в академики, в прессе не сообщалось. (В стране в то время шесть академиков – физиков-атомщиков были засекречены, и их имена и институты не были включены в справочники Академии наук.)
В итоге 114 академиков из 137 участвовавших в голосовании проголосовали против Нуждина, хотя все участники общего собрания знали, что его кандидатура была ранее одобрена в ЦК КПСС и успешно прошла через Отделение биологии, и на общем собрании АН СССР присутствовал секретарь ЦК КПСС Л. Ф. Ильичев. Это означало, что перевес голосов против Нуждина обеспечили в основном физики, химики, астрономы, математики и представители других точных наук. Непокорность академиков оказалась совершенно новым явлением в жизни страны, вызовом руководству КПСС и прежде всего политике Хрущева.
В начале июля, взяв отпуск сразу за два года, я с семейством уехал отдыхать в Крым в Никитский ботанический сад. Во время отдыха газет почти не читал, а, возвращаясь 29 августа через Москву в Обнинск, перед посадкой на электричку на Киевском вокзале заглянул в газетный киоск. Было уже поздно, на прилавке осталась лишь «Сельская жизнь», которую москвичи обычно не покупают. Развернув ее в вагоне, сразу увидел большую статью президента ВАСХНИЛ М. А. Ольшанского «Против дезинформации и клеветы». Начав читать, быстро обнаружил, что речь в ней идет в основном о моей рукописи «Биологическая наука и культ личности» (название которой Ольшанский не приводил):
«В последнее время ходит по рукам составленная Ж. Медведевым объемистая “записка”, полная грязных измышлений о нашей биологической науке… В высокомерно-издевательской форме он походя “ниспровергает” теоретические основы мичуринской биологии… автор прибег к политической клевете, что не может не вызвать гнева и возмущения… Ж. Медведев доходит до чудовищных утверждений, будто бы ученые мичуринского направления повинны в репрессиях, которым подвергались некоторые работники науки… Политическая спекуляция Ж. Медведева производит впечатление на некоторых малосведущих и не в меру простодушных лиц. Чем иначе можно объяснить, что на одном из собраний Академии наук СССР академик А. Д. Сахаров, инженер по специальности, допустил в своем публичном выступлении весьма далекий от науки оскорбительный выпад против ученых…»
И далее Ольшанский заявлял: «…пришло время, чтобы Ж. Медведев ответил перед судом за распространение клеветы».
Приступив к работе в лаборатории, я быстро почувствовал, что отношение ко мне партийной организации и администрации института изменилось. Сначала зашел ко мне парторг отдела Б., чтобы «поговорить по-дружески» о том, что я «ставлю всех в трудное положение». Затем последовал вызов на партбюро для объяснений. Столь быстрая реакция на статью в «Сельской жизни» была непонятна. Лишь через много лет из изданной в Ленинграде книги «Репрессированная наука» (1991) я узнал, что Ольшанский еще 14 июля написал для Хрущева «Докладную записку» с объяснениями: