Смещение Хрущева в октябре 1964 года оказало весьма благотворное влияние на положение советской генетики и естественных наук в целом. Однако на изучение истории СССР приход к власти новых лидеров оказал противоположное действие. Возобладало влияние М. А. Суслова с его призывом: «Не будем сыпать соль на наши раны». Десятки, а может быть, и сотни книг, очерков и воспоминаний, уже находившихся в печати или объявленных к публикации, подверглись ликвидации. Рассыпались наборы в типографиях, готовые тиражи отправлялись в макулатуру. Судьба романа Солженицына, о которой я писал в предыдущей главе, была лишь одним из эпизодов новой политики, направленной на реабилитацию Сталина. На жалобы издателей и редакторов, заявлявших об экономическом ущербе от ликвидации тиражей, повторялась еще одна фраза Суслова: «На идеологии не экономят».
В этих условиях Рой продолжал свою работу, хотя объем доступной информации сильно уменьшился. Одновременно значительно расширился переход этой информации в «списки», в самиздат, в циркуляцию между друзьями. Рукопись Роя к 1966 году прочитали Александр Твардовский, Константин Симонов, Юрий Трифонов, Владимир Лакшин и некоторые другие известные писатели. Осенью 1966-го к Рою через своего знакомого публициста Эрнста Генри (псевдоним Семена Николаевича Ростовского, в прошлом советского разведчика-нелегала, жившего в 30-е годы в Германии, тоже прошедшего через лагеря) обратился академик А. Д. Сахаров с просьбой предоставить ему возможность прочитать рукопись «К суду истории». Э. Генри, автор важного исследования о репрессиях в Красной Армии, знавший Роя, читал рукопись и рассказал о ней Сахарову. К этому времени труд Роя, обновлявшийся и дополнявшийся каждые полгода, составлял почти 800 машинописных страниц. Для самиздата это слишком большой объем, поэтому в свободной циркуляции текста не было. Один экземпляр рукописи всегда хранился у меня в Обнинске. Кроме того, я сделал два микрофильма. В 1964 году у меня дома появилась очень хорошая установка для микрофильмирования, ее смонтировал инженер лаборатории А. Стрекалов. Особая, высококачественная мелкозернистая пленка позволяла фотографировать две страницы в одном кадре.
Рой тогда еще не был знаком с Сахаровым, «секретным» академиком, работавшим в основном на «объекте» в Горьковской области. На первую просьбу Андрея Дмитриевича Рой не откликнулся. В своих воспоминаниях о Сахарове он пишет: «Обстановка в стране изменилась, и мне пришлось внести в свою деятельность элементы конспирации. Круг знакомых Сахарова был мне не известен, и я опасался, что обсуждение моей рукописи среди столь необычных людей может в чем-то осложнить мое положение».
Сахаров, однако, повторил свою просьбу, Рой не смог отказать и передал ему папку с рукописью через Э. Генри. Спустя месяц Сахаров, также через Генри, передал Рою приглашение и телефон той же квартиры в Москве, которую я посещал дважды в 1964 году. Сам Сахаров пишет в своих «Воспоминаниях»: «Книга Медведева о Сталине была для меня в высшей степени интересной» (Париж, 1990. С. 360).
Опасения Роя в отношении Сахарова, к сожалению, оправдались, в своих воспоминаниях он пишет:
«В кабинете Сахарова был еще один человек – академик Виктор Борисович Адамский, которого хозяин представил как своего друга… На столе в кабинете лежала не только моя рукопись, но и несколько ее машинописных копий, что меня встревожило. Видимо, Андрей Дмитриевич это заметил и тут же сказал, что он попросил перепечатать рукопись только для самого себя, остальные я могу увезти. Я не стал возражать, так как не предупредил заранее Сахарова о нежелательности перепечаток» (Рой Медведев. Из воспоминаний об А. Д. Сахарове // Медведев Ж. А., Медведев Р. А. Солженицын и Сахаров. Два пророка. М.: Время, 2004. С. 50).