Юбилейный год, однако, был омрачен не только трагедией в космосе. Как-то поздно вечером в мой институтский кабинет прибежал возбужденный Станислав Харлампович – мой друг и старший научный сотрудник отдела радиационной патоморфологии, расположенного этажом выше: «Жорес!.. Срочно нужны двадцать литров абсолютного спирта… Для фиксации легких… Меня вызвали из дома для неотложной работы…» В железном шкафу в комнатке при кабинете я хранил токсичные реактивы и большой запас спирта. Я взял десятилитровую бутыль, Станислав понес вторую. В отделе патоморфологии уже никого не было, рабочий день давно закончился. В препараторской комнате в целлофановых или полиэтиленовых пакетах лежали на льду двенадцать пар свежих человеческих легких, еще желто-серых, с обрезками трахей, явно отпрепарированных совсем недавно у погибших людей, вдохнувших очень концентрированный радиоактивный аэрозоль. В каком-то реакторе (их собирали и испытывали в Обнинске для подводных лодок) произошло, очевидно, расплавление топливной сборки и повреждение герметизации. Предотвратить более крупную аварию кто-то пытался без необходимой защиты. Деталей Харлампович не знал, и я его не расспрашивал. Ему поручили срочно зафиксировать ткани легких для последующей радиоавтографии и микрорадиоавтографии, которые могли бы установить природу «горячих» радиоактивных частиц, осевших в альвеолах. Ткани легких явно были источником внешней радиации, но мы ее не измеряли. Закончив фиксацию, мы уехали домой на «москвиче» Харламповича. Впоследствии мы с ним никогда не обсуждали этот случай. Гибель людей и ее причины оставались тайной даже в Обнинске. Сколько еще человек получили различные дозы облучения при этой аварии и куда их отправили, оставалось неизвестным. Все сотрудники пострадавшего «объекта» и члены их семей дают подписку о неразглашении – это обязательное условие денежной компенсации и пенсионных выплат. Я тоже не рассказывал никому об этом эпизоде и не пытался выяснить его причины. Заведующие лабораториями и отделами в ИМР давали обязательную подписку о неразглашении государственных тайн на срок 25 лет. От чтения секретных документов я всегда отказывался, объясняя в спецотделе, что моя работа этого не требует, и допуск к секретным материалам не оформлял.
Забегая вперед, стоит сказать, что в сентябре 2011 года в интервью на разные темы для обнинской «Новой газеты» я упомянул и этот эпизод. Перед публикацией материала редакция попыталась проверить информацию. Харлампович умер несколько лет назад, но его жена Людмила Уклонская сказала, что она «смутно припоминает, как однажды мужа срочно вызвали для работы с легкими, но, по ее мнению, это могли быть легкие животных, умерших во время какого-то эксперимента» (Новая газета. 7 окт. 2011. С. 6). Станислав, по понятным причинам, не рассказывал дома про свою экстренную работу. Экспериментальными животными в то время могли быть лишь мыши, крысы, морские свинки или кролики. Спутать легкие грызунов с человеческими невозможно.
Но о том, что Жорес Медведев случайно узнал секрет произошедшей аварии, нигде не было известно. Харлампович не имел права обращаться ко мне за помощью и, несомненно, никому об этом не докладывал. У него поздним вечером в тот день просто не было другого выхода. Все это облегчило мою жизнь и в будущем. Жизнь секретоносителей в СССР была слишком сложной и имела множество ограничений[6].
Политический поворот
Главной политической сенсацией марта 1967 года стал побег в США Светланы Аллилуевой, дочери Сталина. Сорокалетняя женщина, мать двоих детей, кандидат исторических наук, член КПСС и научный сотрудник Института мировой литературы, Аллилуева, приняв фамилию своей матери, не привлекала особого внимания, живя зимой в элитном Доме на набережной, а летом в не менее элитном дачном поселке Жуковка. О том, что она писала мемуары, никто не знал. Побег через Индию был спланирован, очевидно, задолго и с редкой изобретательностью. Рукопись воспоминаний Светлана провезла в урне с прахом своего последнего мужа Браджеша Сингха, престарелого индийского коммуниста, тяжело болевшего уже при вступлении в брак с дочерью Сталина, у которой он был четвертым или пятым супругом. Похоронить мужа по религиозной традиции и его завещанию обязательно следовало на родине, прах покойного развеять над водами Ганга. Вернувшись в Нью-Дели с похорон, Аллилуева сумела войти в американское посольство и попросить политического убежища. При переезде из Индии в США агенты КГБ в Италии по приказу В. Семичастного пытались ее похитить, но операция провалилась. США предоставили дочери Сталина политическое убежище. Ее пресс-конференцию в апреле 1967 года передавали все радиостанции. Я слушал ее по «Голосу Америки». Глушение иностранных радиостанций, эффективное в Москве, было заметно слабее в Калужской области.
6
Лишь недавно стало известно, что 18 января 1970 года на заводе «Красное Сормово» в Горьком при испытании реактора для подводной лодки К-320 произошел выброс радиоактивности, в результате которого облучились сотни человек. Быстрая смерть наступила у трех рабочих, десятки других умерли позже от острой лучевой болезни. Дозиметрию не проводили, так как рабочие из цеха, их было около тысячи, в панике разбежались, даже не сняв спецодежды. Об этой аварии стало известно лишь после истечения срока подписки о неразглашении. Пострадавшие рабочие и участники ликвидации последствий объединились в общество «Январь-70», добиваясь улучшения медицинской помощи и компенсаций (см.: Чернобыль на «Красном Сормове» // Российская Федерация сегодня. № 8. 2004).