Самоубийство влюбленной
Он появился во время обеда, когда десятки страждущих потянулись мимо моего офиса в кафе. Бизнес-центр ожил, зашевелился, как это обычно случается в начале и конце рабочего дня. В этот момент полупрозрачная дверь в кабинет отворилась, внутрь заглянула кудрявая голова немолодого шатена, чей век подкрадывался к пятому десятку.
– Леха, ты? – выпалил он, втягиваясь внутрь. Я не сразу признал в посетителе знакомца, поначалу пристально вглядывался, решая, как его вытурить без скандала. – Вот не думал, что так потускнеешь. Да ведь двадцать лет прошло, седина в висках уже, – он помолчал, потом спросил: – Что, признать не смог? Коробанов Женька, ну?
Только так и вспомнил. Вначале как обожгло, но после спешно нацепил маску ничего не выражающего субъекта. Когда-то ее боялись, этой маски, во время перекрестных допросов, господи, почитай пятнадцать лет назад. Сейчас… вспомнить бы, когда последний раз приходил в суд по работе, а не…
– Чего тебе? – хрипло спросил, едва разлепив губы.
– Двадцать лет не виделись, и на тебе, – а он почти не изменился, те же манеры, то же неприятное растягивание гласных. Я уж забыл, как он может бесить. – Ладно, я по делу пришел. Клиентов у тебя хоть отбавляй, вот встал в очередь. Примешь?
– Чего тебе? – повторил я. Коробанов фыркнул, присев нога на ногу на стул напротив, тот противно пискнул ножками, когда его сдвинули с места.
– По судам-то ходишь? Слышал, небось, что с моей благоверной стряслось, – я покачал головой. – Странно, тебя ж прежде от не оттащить нельзя было. Или забыл.
– Забыл, – громко и не слишком убедительно солгал я. – Ты ее захомутал, чего мне оставалось.
Женька молча протянул газетную вырезку. Строчки долго прыгали перед глазами прежде, чем собрались в строй.
«В Спасопрокопьевской области в легковой машине нашли тела пропавшей женщины и ее любовника. Все подробности случившегося сообщил нашему изданию собственный корреспондент Никита Иволгин».
– Когда? – одними губами спросил я.
– Читай, там все, – Коробанов вдруг оказался так же немногословен.
Снова вырезка, странно, вдруг подумалось, а почему не на планшете, это же так естественно. Потом мысли пропали, я осилил три абзаца. Поднял голову.
Лида, как же так? Первая красавица на курсе, славная подружка, ветреная, неугомонная, что же с тобой стало? Вскружила голову, умчалась вслед за Женькой в Нижний, скрылась с глаз. Но не стерлась из памяти. Я все спрашивал тех, кто общался с новоиспеченной четой, как там, что? Говорили не очень охотно, припоминая подробности. Первая красавица облетела как одуванчик, через год не узнать было – тихая, застенчивая, слова поперек не скажет. С лица сошла, усохла, кто-то из доброхотов, показал мне их фото с первенцем трех лет. Я не узнал Лиду. На себя не похожа, а этот взгляд… он потом мне в кошмаре не раз снился. Будто я тому виной, а не он.
Наверное… отчасти.
Я оторвался от заметки, посмотрел на Женьку. Тот сжал губы, видимо, все это время прожигал меня взором. Наконец, опустил глаза.
– Мне нужно, чтоб ты все проверил. Ни фига не поверю, чтоб Лида ушла к какому-то… какой-то мрази. Явно сыскари скрывают что. А ты сам сыскарь, знаешь все ходы-выходы, должен знать. Я навел справки, ты уже на месяц платеж за это адвокатское койкоместо просрочил, а я заплачу вдвое, если найдешь, кто ее и за что. Правда, много заплачу, только найди.
Первым желанием было выгнать его к чертям собачьим. Потом успокоился немного, поразмыслил. Женька умел брать быка за рога и ставить к стенке. Вот и меня припечатал – чужим кнутом и своим пряником. Можно и покобениться, но не хотелось. Я сказал, что подумаю, выставил его, но только через полчаса он уже звонил, начал тянуть разговор, выдавливая из меня согласие. Я продержался до вечера и сам сдался, начав расспрашивать подробности. После отступать было некуда.
В голове вертелся эпизод нашего последнего свидания. Тогда я и подумать не мог, что она? вдруг решившись отправиться в Нижний за Женькой, действительно туда соберется. Обычно у нее семь пятниц на неделе, а потому было даже удивительно, что мы встретились в назначенное время и отправились на пляж. Саму прогулку я не сохранил в памяти, осталось другое – как после купания Лида бродила по густо-желтому речному песку, в поисках затерявшихся пляжных тапочек. Один отыскался довольно быстро, а вот второй как в воду канул. Она сосредоточенно молчала, впившись взглядом в песок, я шел следом, не решаясь поравняться, ожидая новых нападок и обвинений – Лида выдала мне по полной, когда я только заговорил о ее возможном намерении передумать и не сбегать, не пойми куда. И вот замолчала, искала тапочек, я двигался следом, растерянный, сознававший, что все кончено, но еще на что-то надеявшийся.