Ушинский, немолодой охранник, притулился на махоньком стуле возле входной двери, возле него стоял амбал Шрама в заношенном спортивном костюме, не спускавшего со свидетеля колючего взгляда. Я глянул на шестерку Аркадия и его самого – небо и земля. Шрам всегда одевался с иголочки, был напомажен, гладко выбрит и выглядел эффектно, особенно, для такого подонка, коим являлся. Оглядев их, я прошел внутрь небольшого кабинета.
Обстановка аскетичная, ничего лишнего: размашистый двухтумбовый стол возле полураскрытого окна, весь заваленный бумагами, рядом, на тумбочке, чайник и кружка с надписью «Босс №2», початый пакет пряников, мне рассказывали, насколько Счетовод любил сладости. Почти над столом кондиционер, едва дышащий прохладой в одуряющей июльской жаре. Напротив стола одинокий стул, на подоконнике два горшка с лилиями, одна из которых выпустила стрелку. Возле двери – стеллаж, набитый папками и юридическими и налоговыми нормативными актами и поправками в законы, рядом здоровенные напольные часы начала прошлого века, с боем, величаво тикавшие в тиши.
Под столом натекла порядочная лужа крови, охранник признался: он не сразу понял, что со Свириденко беда, в половине седьмого поскребся в кабинет, напоминая об ужине. Сначала не понял, где же Счетовод, а когда увидел его, лежавшего под столом, сам едва не лег рядом.
– Кто касался тела?
– Только я, – ответил Ушинский. – Сразу сказал, чтоб никто не подходил, убили же. Аркадий Кондратьич стал отцу звонить, а он уже и вас обеспокоил. Отпечатки, если вдруг, старался не оставлять.
Шрам кивнул в подтверждение его слов. Охранник смотрел на Аркадия как побитая собака на своего хозяина, одобряя каждое его действие. Я поежился.
– Тело успело остыть?
– Не пойму. Вроде как руки легко согнулись, когда я Ивана Ильича вытаскивал. – и вздрогнул, припоминая.
Я прошел к столу, заметил два едва заметных отпечатка носка ботинка, верно, Ушинского. Посмотрел бумаги – Свириденко разбирался с внутренней бухгалтерией на редкость дотошно, выписки из базы данных на столе объединяли доходы и расходы казино аж за последние два года. Кажется, он решил не только кого-то из этих троих прищучить, но капитально разобраться с хитросплетением доходов и трат.
Вот и пуля, застряла в стене, стало быть, стреляли, стоя напротив, почти в упор. Жаль, ни вскрытия, ни баллистической экспертизы провести невозможно, приходится действовать дедовскими методами, вроде тех, что применял еще Эжен Видок, основатель современной криминалистики.
Я присел на кресло, потрогал ящики стола, всюду бумаги, кроме самого верхнего, аккурат над правым коленом, там находилась промасленная бумага. У Свириденко имелся пистолет, это интересно.
– Да, Иван Ильич опасался за свою жизнь, прикупил ПМ по случаю, вроде чистый, – соглашался охранник. – Мой приятель, ныне покойный, с покупателем свел, да было это еще три или четыре года назад. Не помню, чтоб Иван Ильич хоть раз им пользовался, я даже не знал, что пистолет лежит в столе, думал, дома держит, где важные бумаги всякие, печати, много чего ценного. Там и сигнализация солидней, не чета здешней, и охрана.
– Что же к себе не позвал кассиров, а сюда вытащил? Да еще в воскресенье, когда сам бог велел дома сидеть?
– Он дома и работал. А потом приехал сюда и специально вызвонил всех троих.
– Значит, и пистолет мог с собой взять.
– Я не знаю.
– Это не вопрос, скорее, размышление. Скажите, эти часы, – перевел разговор я. – Они откуда?
– Одного из должников. Иван Ильич взял себе на память, но дома держать супружница не разрешила, дескать, и здоровые, и к обстановке не подходят и еще будят музыкой своей. Они с боем, а в полдень или полночь играют «Венский вальс».
Я заглянул внутрь. Часы солидные, сделаны в давно покойной Австро-Венгрии, самое начало двадцатого века, работа некоего часовых дел мастера Кромбаха, поставившего свой роскошный вензель на внутренней стенке. Под ним я нашел маленькую детальку от детского конструктора, спросил охранника, тот лишь плечами пожал: ребенок у Счетовода скоро сам обзаведется потомством, двадцать пять годочков уже. Стало быть, от должника осталось.
Подошел к стеллажу, просмотрел содержимое: может, и не самые важные клиенты приходили к Счетоводу в офис, но работал он здесь постоянно. А еще таскал с собой пистолет Макарова. Я вытащил газетку, осмотрел ее, изрядно промаслившуюся, спросил охранника, мог ли кто из клиентов Счетовода иметь на того зуб, тот плечами пожал. Свириденко работал с самыми разными людьми, а еще за многие дела принципиально не брался, особенно, коли тем или иным способом мог навредить Шатуну, даже и незаметно для интересов старика; в этом отношении бухгалтер человеком был исключительной порядочности.